Наконец, когда лифт покорно остановился на этаже Саске, он вновь взял её на руки, причём сделал это так резко и неожиданно, что Сакура ахнула от спонтанного действия со стороны Учихи. На этаже то и дело раздавался дождевой шум: потоки воды хлестали прямо в окно, и пол под ним был полностью мокрым. Видимо, никто не хотел его закрывать, и это придавало некой таинственности и загадочности не только дому, но и сегодняшнему вечеру в целом. Впервые девушка почувствовала, что она немного замёрзла: по телу пробежал озноб, когда порыв ветра назойливо лизнул обнажённые, мокрые от дождевой воды ноги. Чуть заметно вздрогнув, она успокаивающе улыбнулась ему, обняв за шею — холодные руки, коснувшись чувствительной разгорячённой кожи, заставили поток мурашек нестись по загривку мужчины с невероятной скоростью.
— Я у тебя что-то давно не была, — заметила Сакура, желая скрыть напавшее на них неизвестно откуда наваждение.
— Поверь, ничего не изменилось, — он поддержал её инициативу, тихо засмеявшись, и, вероятно, был рад тому, что Сакура наконец заговорила после нескольких моментов неловкого, скудного молчания. — Может, сделал небольшую перестановку… Теперь телевизор в центре перед диваном, а не в углу.
— Вот, правильно, я тебе давно говорила, — усмехнулась Сакура, вздёрнув палец, пока мужчина открывал дверь невесть взявшимся откуда ключом.
Когда он успел его достать? Судя по всему, Сакура пропустила этот момент, пока пристально и тщательно вглядывалась в его мокрое, обрамлённое влажными угольными волосами лицо.
— Вообще-то, так стало значительно лучше, — признался Учиха, наконец открыв дверь, так что тёплый воздух, застоявшийся в пустой квартире, выпорхнул, как маленькая птица, прямо на пришельцев. — Прямо как после свадьбы. Брачная ночь у нас тоже будет?
Он с намёком посмотрел на неё, постепенно занося в квартиру. Странный взгляд Учихи ничего хорошего — а может, как раз и наоборот — Сакуре явно не предвещал. Она лукаво улыбнулась: если он хотел, чтобы она согласилась, Учиха этого ни в коем случае не получит. И если он не понимал причины, девушка готова была объяснить её: принявшись загибать пальцы, она стала методично, с видом знатока, перечислять:
— На тебе нет костюма, на мне — белого платья, на руках — колец и свидетельства о браке, следовательно, ночи тоже нет. Хватит с тебя.
Она осторожно и ласково ущипнула мужчину за кончик носа, тут же тихо рассмеявшись и пожав плечами. Судя по всему, Саске задели её слова: мужчина коротко вздохнул и опустился на стул при входе. Правда, Сакура не понимала, зачем он это делал: Учиха усадил её на колени, пристально посмотрев на неё и уткнувшись лбом в плечо. Его широкая, немного шершавая, но тёплая ладонь, всё ещё отдающая влагой, проскользнула по стройной худой коленке, а затем завершила длинный, соблазнительный путь около щиколотки. Он стал методично, заботливо развязывать шнурки её кед, другой рукой придерживая Сакуру за талию.
— Это не по-дружески, ведь так? — коротко, тихо спросила она, боясь нарушить застоявшуюся, будто холодное желе, тишину.
В его квартире было приятно находиться. Здесь было невероятно тепло и уютно, так что Сакура уже не чувствовала того холода, который пробил её так внезапно на площадке у выхода из лифта. Да ещё и то, что она снова находилась у него на руках, что он так заботливо, сосредоточенно опустив длинные чёрные ресницы, занимался сниманием её кед с уставших ног, играло свою роль.
— Можешь считать, как хочешь, — он как-то безразлично пожал плечами, так и не отрывая взгляда от ног девушки.
Она задумалась: ей показалось, или он сказал это несколько вымученно, словно намекая на то, что она права? Да, наверное, так и было, хотя Саске не стремился этого показывать. Как мужчина, он предпочитал держать каждое переживание в себе — наверное, именно поэтому и ходил за Сакурой десять лет, и нерешительность тут была совсем ни при чём. Напротив, был бы он нерешительным — вряд ли до сих пор бы был с ней и сейчас не развязывал бы шнурки на её кедах, а уже, к примеру, воспитывал ребёнка с другой девушкой. Однако с её стороны раздался вздох: коротко поглаживая кончиками пальцев его широкие плечи, сосредотачиваясь на каждой неровности его чувствительной бархатной кожи и собственных шрамированных полос, оставленных когда-то, Сакура не выдержала, задав неровным, чуть дрожащим голосом вопрос:
— Тебе не надоело?
— Ты о чём? — он внимательно посмотрел на неё, стянув с ноги кеду и тут же отставив её в сторону.
Затем он провёл ладонью от щиколотки до колена, поглаживая гладкую нежную кожу, и так же внимательно, не отводя взгляда, пристально смотрел на неё, ожидая, когда Сакура объяснит собственные слова.
— Со мной возиться, — серьёзно произнесла она, хотя было видно, что ей довольно тяжело это говорить. — Тебе семья уже нужна, а ты за мной всё ходишь…
Она опустила глаза, грустно вздохнув, и тут же голова её поникла. Судя по всему, Сакура чувствовала себя во всём виноватой, только вот жаль, что она понимала всё, кроме того, что Саске нужна семья именно с ней. И сколько бы раз он не пытался вразумить ей это, объяснить, вдолбить в голову — как угодно, это уже неважно, — всё было бесполезно, потому что каждый раз она стремилась любыми способами уйти от разговора, будто эта тема её не касалась, а Учиха рассказывал про какой-то фильм, ставший ей неинтересным.
— Нет, не надоело. По правде сказать, я готов добиваться тебя любыми способами, — он обнял её обеими руками, прижав к себе, и кончик его носа уткнулся в девичье плечо.
Парадокс. Она была довольна его словами и реакцией. Так почему она вынуждала его говорить на эту тему, а потом чувствовать себя удовлетворённой? Почему она стремилась надавить на самое больное, выставляя себя виноватой во всём и провинившейся, а потом тут же опускала глаза и улыбалась, стараясь скрыть это счастливое лицо? Однако сейчас он не хотел упрекать её в этом: пусть лживый полумрак, в котором они сидели в коридоре, вообразит, что скрыл все её эмоции и чувства, не оставляя даже надежды разглядеть смущение и покрасневшие щёки.
— Рыцарь, — она коротко провела ладонью по его мокрым волосам, удовлетворённо выдохнув.
Не иначе, как Саске и вправду был для неё рыцарем. Оставалось только надеть на него латы, знаменитый рыцарский шлем, всучить в руки меч и усадить на резвого белого коня. Впрочем, и одного его без доспехов, оружия и лошади хватало для полноты образа.
— Не преувеличивай, — смущённо улыбнулся он и, легонько шлёпнув девушку по ягодицам, намекнул, чтобы она поднималась с его колен.
Сакура, густо покраснев, повиновалась и, вскочив, направилась в сторону ванной по недлинному, но узкому коридору.
— Я пойду смою, — она указала на глаза, и, получив удовлетворительный кивок, скрылась в ванной комнате, прикрыв за собой дверь.
Через секунду заработал кран, и Сакура опустила глаза, подойдя к раковине и оперевшись на неё ладони. Короткий взгляд в зеркало — и она готова была испугаться саму себя. Как он мог целовать её, обнимать и прижимать к себе, если она выглядела настолько нелепо и ужасно? Его олимпийка была ей велика, так что на худом теле сидела каким-то мешком, вплоть до того, что закрывала линию шорт. Вид у неё был немного уставший и сонный, но вместе с тем довольный и счастливый, и всё бы ничего, если бы не тёмная краска под глазами: тушь растеклась так, что девушка больше напоминала себе панду, нежели человека. «Да, только панду красят эти пятнышки, а меня не очень», — она язвительно усмехнулась, принявшись умываться, наклонившись к струе тёплой воды.
Она боялась выходить из ванной комнаты. Что будет дальше, учитывая то, что она вся мокрая, а на улице — проливной дождь? Смотреть в глаза будущему она так быстро не решалась — было слишком страшно. Да и Сакура боялась того, что последует после того, как они поиграют в приставку. Она готова была даже остаться здесь, запереться и лечь в ванну, только вот Саске… Она чувствовала свою вину перед ним, а потому остаться здесь и страшиться выходить — это невероятный удар не только по самолюбию мужчины, но и по его искренним чувствам к девушке.
Умывшись, она буквально собрала все свои силы и уверенность в кулак, чувствуя, как от адреналина колотилось сердце, грозясь вылететь. Именно с таким грохотом и частотой звука мчится по мосту поезд — чётко, не оставляя сомнений в том, что он куда-то торопится, быстро перемежая каждый механизм в своём устройстве.