К счастью, Ирина Григорьевна ее пока не видит. Как всегда свой взор устремила на Соню, что-то мило рассказывает ей, показывает, они обе смеются.
— Так, плечи назад, поворот, стопа. Молодцы. Еще раз. Мила, не забывай про лицо. Ножки стальные, повторяю. Стальные, — она подходит ко мне и жестко поправляет, нажимает на мышцы. Больно. Сегодня правая нога противно ноет, обезболивающее уже не помогает.
— Ай, — вскрикиваю я.
— Терпи! Ноги сегодня деревянные у тебя. Повтори.
Я повторяю.
— Я говорю стальные мышцы. Вот эта, чувствуешь? — она впивается ногтями в мышцу на ноге, показывая, где именно надо почувствовать. Останутся синяки. Потом беру себя в руки и повторяю движения. Как ни странно, но ее пальцы правильно показали мне, я поняла свою ошибку.
— Вот. Теперь Плие. Мила! Слушай меня, Плие, нога, плие, нога, плие, нога. Стоп. Молодец.
Она отходит от меня. Выдыхаю. Учитель, который разрушает все вокруг, но на этих обломках строишь свое тело, она показывает, где именно выставить нужный кирпичик, а где закрепить конструкцию, чтобы получился правильный танец.
Снова движения, снова ноги, руки, лицо.
Зойка повторяет все автоматом, без чувств, не вкладывая ничего. Такое нельзя в балете. Каждый взмах руки — это про чувство, про искусство, про свободу.
— Бездарная дура! — кричит она на Зойку, — если ты устала, то вон из класса. Я что попугай, по столько раз объяснять? Не понимаешь, пошла тогда отсюда. — Отходит от нее Ирина Григорьевна.
Зойка выходит, громко хлопнув дверью.
В раздевалке тихо. Никто не решает заговорить. Мы давно привыкли к такому тону, к тому, как к нам обращаются. Правильно будет пропускать через себя то, чему хотят научить, но никак не личные оскорбления. Не всем это удается. Зойка вон сломалась. А таким есть место в балете? Уверена, что у нее и зубки найдутся, если нужно будет себе место выгрызть. Дорогая Терпсихора (Прим. автора: муза танца. Персонаж древнегреческих мифов, популярный образ и символ в искусстве), ты не жалеешь никого, кто так предан тебе.
— Девчонки, может в клуб, а?
— Вы еще не натанцевались?
— Да ладно тебе занудничать. Пойдемте!
— Ну правда, может сходим, а? Что мы как проклятые все у станка, да у станка.
— А хочешь у шеста? — врезалась в наш разговор Соня. — Говорят, с такой растяжкой, как у балерин, можно пройти без конкурса. Зато смотрите, девочки, без работы не останетесь.
— Соня, ты как всегда впереди всех.
— Конечно, — довольно ответила она.
— Вот тогда первой и иди к шесту.
— Дуры! — вышла из раздевалки.
Мы рассмеялись, обстановка разрядилась.
А вечером мы и правда пошли в клуб.
Мой первый выход. До этого дня, точнее вечера, я никогда не была в подобных заведениях. Клубы — это не мое… Обманываю сама себя. Откуда я могу знать, что мое, а что нет, если я там не была. Даже стыдно как-то признаваться в этом, что в девятнадцать лет кроме театров никуда и не выходила.
В тот момент я подумала набрать Глеба. По нашей же договоренности мы просто друзья. Хмыкнула своим мыслям и показала им же язык. И кто как не друзья должны поддерживать друг друга?
— Глеб? — переживаю, звоню ему первый раз. У него на фоне тоже какие-то громкие звуки и голоса, их много, и они разные.
— Что? — спустя время отвечает он.
— У меня к тебе просьба. Ты мог бы поехать со мной в клуб? Представляешь, мы с девочками из группы..
— Нет, — отрезал он.
— Подожди, но почему?
— Не хочу. У тебя что-то еще?
— Глеб, — я немного меняю тональность, отчего голос кажется более строгим, — мне кажется, мы решили, что будем друзьями. И сейчас я прошу тебя как друга, будь со мной рядом.
— Бл*ть. Ладно. Скинь локацию, — первый бросил трубку. Нахал! Его поведение и тон меня разозлили. Так нельзя, с девушками так нельзя. Что он себе возомнил?
К клубу приезжаем быстро. Большое яркое здание, оно освещено неоновыми огнями, иногда они начинают сверкать. Хочется отвернуться, потому что эти мерцания рвут картинку настоящего.
Столик в углу. Девчонки сразу рассаживаются по местам, ведут себя открыто, даже раскрепощенно, будто не раз бывали в этом клубе. Я же присаживаюсь с краю, кладу сумочку на колени и чего-то жду. Так странно, меня научили правильно вести себя практически в любом обществе. Я знаю правила этикета, грамотно излагаю свои мысли. Но тут я будто чужая. Девчонки уже о чем-то беседуют, я улавливаю только обрывки фраз. И ни слова про учебу: парни, парни, парни, секс, потом опять парни. Мои щеки краснеют от таких откровенных разговоров.
Приносят какие-то коктейли, названия которых мне тяжело было выговорить. Я выбрала вино. Бокал белого сухого могу позволить себе в вечернее время. Делаю пару глотков, чуть-чуть расслабляюсь, даже начинаю участвовать в разговорах, насколько могу, конечно.
Девчонки ближе двигаются друг к другу, пошли секреты. Какие девочки не любят секреты? Я подслушала пару. Наташка уже не девственница. Ее первого парня звали Артем, познакомились в таком же клубе. Лида все еще ждет своего мужчину, девчонки уговаривают ее не заниматься такой глупостью и оглядеться вокруг, где полно красивых и привлекательных “самцов”, как выразилась Зойка. Моя Зойка, маленький мой цветок, который решил тоже пойти с нами в клуб.
— Зоя, вот ты всем советы раздаешь, а сама то, сама… — Наташа заказала себе второй коктейль.
— А что я?
— Ты еще того… — все нагнулись к столу, будто шепчет.
— Чего того? — тихо повторяет вопрос Зойка, маленькая актриса, улыбаюсь и участвую во всем этом беспределе.
— Ты еще девственница?
— Я? Я то нет! А вот ты — да, — указывает она на Соню, — та тоже решила пойти, сидит напротив меня и делает вид, что не замечает.
— Я этого и не скрываю. Зачем мне вообще секс? Зачем эта любовь? У меня есть балет. Я всю жизнь посвящу себя ему, — как глупо это звучит, даже для меня, за эту фразу прячут боль неразделенной любви. "Кто он, Соня" — так и хочется спросить. Но в ответ получаю молчаливый и холодный взгляд в мою сторону.
— Печально. Ну вот Мила точно уже не девственница. Она замужем, — я подавилась, правда, вино попало не в то горло и так противно начало жечь внутри. — Расскажи, как все было, а? Больно? Или не больнее пальцев Ирки? — Спрашивает меня Лида.
— Ну… кхм…
— Девушки, какие интересные беседы, однако, ведут балерины, — Глеб стоит напротив нашего стола.
Красивый, высокий, с такой загадочной улыбкой и блеском в черных глазах. На нем его излюбленная кожанка, черная футболка и темные джинсы. Такой черный ангел, что прилетает соблазнять невинных дев.
— Глеб? — Я резко вскакиваю со своего стула, мы оказываемся очень близко друг другу, я отчетливо слышу аромат его туалетной воды: сандал и что-то хвойное, похожее на можжевельник. Густой, низкий. — Спасибо, что приехал, — прошептала я ему на ухо и чуть глубже вдохнула. Мне определенно нравится, как он пахнет.
— Друзей в беде не бросают, да, Мил? Если мне захочется потрахаться, ты же придешь мне помочь? — Что он такое говорит? — Ну а что? Даже ехать никуда не надо, просто стоит постучаться в соседнюю комнату.
Он сказал это тихо. Так, чтобы слышала только я одна. За это, пожалуй, ему благодарна.
— Я смотрю, у вас весело, — переключается он на девушек.
— Вы присаживайтесь, Глеб, — оживилась Соня, у которой любовь только к балету. Бросила в нее такой же холодный взгляд, пусть даже не думает о моем муже.
Глеб влился в нашу чисто женскую компанию, будто и был с нами всегда. Он рассказывал какие-то шутки, анекдоты, истории. А девчонки слушали его с раскрытыми ртами.
— Кто танцевать? — решаю я оторвать девочек от Глеба, пусть сначала слюни подберут.
Встаю и иду на танцпол. Во мне бокал вина — моя норма, когда скованность проходит, но реальность и настоящее не убегают от тебя. Я двигаюсь под какую-то нелепую музыку, странную. Все вокруг меня дергаются, пытаются ловить ритм и, как говорят, кайф.