На лбу его выступила испарина, как только он представил себе последствия: от космодрома останется гигантская воронка, больше миллиона человек погибнет в первые же секунды после взрыва, а дальше – глобальные последствия планетарного масштаба! Что же делать? На принятие решения сейчас – он знал это – считанные минуты! Необходимо выровнять стержень и направить его в шахту, пока не поднялась температура и не началась неконтролируемая цепная реакция, и сделать это можно только вручную.
Решение пришло, и Николай Иванович мгновенно успокоился:
– Дежурной смене покинуть реакторный зал! – команда прозвучала в разгар суеты, и техники, оторопев, уставились на директора: «Не ослышались ли?»
– Гена, подготовь мне костюм радиационной защиты, – спокойный голос и уверенный вид начальника вселил в людей уверенность и ободрил их. Нервозность спала, техники покинули зал.
Гена смотрел на датчик, фиксирующий нарастающую температуру, которая уже подбиралась к критическому значению. Из оцепенения его вывел приказ:
– Гена, быстро готовь костюм!
– Коля, да ты же видишь…
– Быстро! – оборвал его Николай Иванович. – Всё будет в порядке. Мы всё успеем.
Гена выскочил в коридор и понёсся в соседний кабинет, где техники уже готовили требуемое снаряжение. Через несколько минут они были у реакторного зала. Но, к их удивлению, тяжёлая дверь была закрыта на аварийный замок изнутри. Гена заколотил кулаками по стальной пластине:
– Коля, открой! Ты чего это делаешь? Что случилось?!
Прошла почти минута, когда на экране переговорного устройства появился Николай Иванович:
– Коллеги, внимание! Времени мало, поэтому прошу не перебивать! Итак, ситуация – критическая. Единственный выход, какой я вижу, чтобы вправить стержни на место – сделать это с помощью робота-манипулятора.
– Так давай… – открыл было рот Гена.
– Но, сделать это нужно не снаружи, как пытался делать ты, а изнутри реактора: по-другому не получится!
Сотрудники стояли и слушали растерянно; не сразу до всех дошёл смысл этих простых и в то же время страшных слов. У Гены на лбу выступил холодный пот, и голос мгновенно сел:
– Коля, не смей! Коля… ты брось даже думать! Открой, мы попробуем снаружи, у меня же почти…
– Гена, – почти ласково, но твёрдо оборвал его друг, – времени спорить не осталось. Другого выхода нет! Иначе, будет страшная катастрофа! Если через три минуты я не выйду, объявляйте эвакуацию по коду номер один! Моей жене и дочерям всё объясни и передай, что я их очень, очень люблю! – Николай Иванович улыбнулся и махнул рукой. – Прощайте, друзья!
Экран погас.
Он осмотрел робота-манипулятора и нажал кнопку на панели управления. Тяжёлые защитные стенки реактора поползли в стороны…
Через две минуты по атомной станции прозвучал отбой тревоги, реактор вышел из аварийного режима, шла деактивация реакторного зала.
Хоронили Николая Ивановича на ведомственном кладбище в специальном полимерном саркофаге. У изголовья, одетая в чёрное платье, стояла молодая женщина, голова её была укутана платком, сквозь который виднелись красные от слёз глаза. Чуть сутулясь, она прижимала к себе руками двух девочек, стоящих рядом. Младшая держалась за её руку и старательно сдерживала накатывающиеся на глаза слёзы, а старшая нежно смотрела на мать и тихо говорила ей что-то успокаивающее.
Гена, пара человек из Министерства атомной энергетики, военный чиновник и несколько близких друзей провожали сегодня Николая Ивановича Белова в последний путь. Ни оркестра, ни салюта, ни проводов всем миром, ни строчки в газетах, ни слова по телевидению, ни высоких пышных фраз для истинного героя!
Хотя, ничего из этого ему уже было и не нужно! В своих поступках такие люди, как он – настоящие люди – выдающегося, как правило, и не видят: «Что такого-то?! Так на моём месте поступил бы каждый!» – таков ответ.
А в этот момент жители города безразлично занимались своими повседневными делами: горести, радости и заботы. Они и не подозревали, что в очередной раз прошли по лезвию бритвы, по краю между жизнью и смертью! Для них это был обычный день. Просто ещё один день…