- Для души я тебя слушать могу весь вечер, - перебил его Кир, хлопнув по плечу.
Кристофер натянуто рассмеялся, забормотал какие-то неуверенные благодарности, опустив голову.
Смутился!
Поразительно. Мой беспардонный друг захвалил Криса Мэйсона до алых щек. А казалось, он привык к восторгам и поклонению.
- Таланты и поклонники, пора выдвигаться, - я вышла из транса, а потом и с балкона.
***
Я стояла посреди пустой площадки, глядя на огни Москвы. Давно стемнело, немногие туристы разошлись. Я никогда не была здесь поздним вечером. Свет фонарей тускло освещал мемориал с барельефом.
Волнительно.
Такое особенное для меня место. Такой особенный для меня человек. Невольно передернула плечами.
Крис подошел и обнял меня сзади. Просто замерз. Хочет согреться. Мы же не парочка. Но кто мне запретит представить, что он в меня влюблен. Что мы двое влюбленных, которые делят романтику осеннего вечера. Он тактично молчал, не прерывая мой внезапный приступ тишины. Я бы стояла здесь всю ночь, но Крис не выдержал.
- Ты такая маленькая, - сказал он тихо мне в макушку.
- Я нормальная. Это ты здоровый, - опять задрожала, но уже от холода.
Его руки крепче сомкнулись вокруг меня.
- Наверно, думаешь, какого дьявола мы сюда притащились?
- Между желанием обкончаться и напиться горячего кофе? Да, пожалуй, думаю.
- Умеете же вы мужики все опошлить.
- Что поделать, такие мы... Рассказывай.
- Здесь целая эпоха, Крис. Меня понесет, а ты замерз, - я приняла протянутую сигарету, - Давай покурим и пойдем.
- Давай покурим, и ты начнешь рассказывать. Обещаю остановить, когда совсем окоченею.
Зря он это сказал. Меня хлебом не корми – дай потрепаться.
- Это был в девятнадцатом веке. Царская Россия. Сумасшедшее время. Золотой век литературы.
- Толстой, Достоевский...- решил блеснуть Мэйсон.
- Кто-то сделал домашнее задание, усмехнулась я.
Он фыркнул мне в ухо вместо ответа.
- Знаешь, мой препод по русской литературе говорил, что Достоевского для души читают только сумасшедшие.
- Смотрю, ты тоже готовилась к моему приезду, - не спустил мне Крис.
- Было дело, - я не собиралась отнекиваться.
Да, торчала на фан-сайтах, читала все последние интервью, знаю, что он любит Достоевского.
- Еще не окоченел?
- Нет, продолжай.
- «На высоком берегу стояли два юноши. Оба, на заре жизни, смотрели на умирающий день и верили его будущему восходу. Оба, пророки будущего, смотрели, как гаснет свет проходящего дня, и верили, что земля не надолго останется во мраке. И сознание грядущего электрической искрой пробежало по душам их, сердца их забились с одинакою силой. И они бросились в объятия друг другу и сказали: «Вместе идем! Вместе идем!»» – я помнила наизусть этот отрывок из «Трех мгновений» Огарева, - Эти слова не унес ветер. Они впитались в их судьбы, соединив одним стремлением. Оба были талантливы и свободолюбивы. Оба бежали из России. Но даже в эмиграции они продолжали жить русскими тревогами. Видишь эти светильники? – я вырвалась из его рук, подбежала к мемориалу, - Это «Полярная звезда» - альманах Герцена. Вся запрещенная цензурой литература печаталась в нем. Второй – «Колокол», газета, которую задумал Огарев. Ты бы знал, как они разносили там царскую политику. Обхохочешься. Лучше, пожалуй, только Феофелакт Косичкин, хотя я Пушкина больше люблю в стихах:
Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут - и свобода
Вас примет радостно у входа,
И братья меч вам отдадут.
Я одернула себя, заткнулась. Вышла из транса, сознавая, что даже не помню, на каком языке вещала. Кажется, Пушкина не осмелилась перевести. Крис стоял за моей спиной. Какой-то потерянный.
- Я по-русски говорила? – остается надеяться, что он не впал в ступор, как я.
- Кажется, вперемешку...- он в мгновение сократил расстояние между нами, - Еще. Прочитай. Только про любовь.