- Да, но…, такие результаты. Если использовать их в военных целях, такой каламбур будет наблюдаться, - короткий смешок почти что покинул его уста, но был перебит тут же возникшими картинка представлений. Те нелицеприятные параллели ассоциаций никак не могли влекти смех у человека, знающего цену здравомыслию.
- Экшн еще тот представится. Грег, как думаешь? Что сделал тот последний, кто скончался? – воспоминания прытко погасили сатиричные домыслы. Поддержание, наблюдение за переносимостью подопытным - пика конечной стадии мутировавшего шизофренического вируса, отразилась лишь последственным страхом, сочувствием.
- Самый припадочный? Есть разница? Сам знаешь какой-то ментальный приказ. Других логичных теорий нет, - объяснениям слабо поддаются единственно известные формулировки, излишне грамотно упреждающие ответ специалистов: «Я не знаю в чем дело». Вирусно-коллективные галлюцинации, переходящие за рамки даже самого исключительного гипнотического эффекта – наиболее простое объяснение.
- Да, но какой приказ? Вот это, интересно, - что начиналось лишь с малого: головные боли, тяжелый сон… - заканчивалось разделенной агонией разума, предоставляющей каждому подверженному последней стадии: хороводы кошмаров, отражение которых во всей красоте проявлялись в физическом плане. Оставалось догадываться, что же бедняжки там видели, какой сон переживали, кокой действительности сдавались.
- Не очень, - желание не подстрекало даже любопытство, узнать о том. Опасен был воздух, близкий контакт с больными. Сложной задачей предстояло не упустить человечность, наблюдать без сочувствия, по сравнению с теми, кто в защитных костюмах ежедневно вводил препараты, контактировал с подопытными.
- По-твоему интересней наблюдать, как люди воду огнем воспринимают? – сотни экспериментов выходили порою за грань понимания морали. Ожоги ото льда, отравления от простой воды, отравление угарным газом от чистого воздуха. Достаточно было лишь людям воспринять, поверить, что пол под ногами скоро разрушится, как спустя мгновение человек падал с высоты своего роста, разбиваясь, будто оступившись с выступа восьмиэтажного здания.
- Возможно. Не каждого введешь в состояние гипноза при обычных обстоятельствах. А вот когда люди подвержены вирусу и вдаются в крайности…, - естественное поведение всегда страшнее навязанного, ведь не здравость его не имеет корней, оно лишено предвидений.
- С таким успехом можно было рассчитывать, что болезнь сама собою исчезнет, - должна быть простою мысль, что стоит сказать кому-то из них: «Ты не болен», «У тебя иммунитет», «Вируса нет» - и проблема исчезнет, уничтожившись своими же последствиями. Да вот результат «веры», настигал зараженных только при смерти, когда те не воспринимали окружающий мир - реальным, а людей рядом – настоящими. Не слышали, не видели более их.
- Не думаю. До ручьки мы же их доводили. Без искусственного вмешательства отклонения до последней стадии так скоро не дойдут. Потому в конце этого карантина замешаны мы. Нас и благодарить, - информация, коей частично доводится доходить к общественности.
- Я вот считаю выбор тех испытуемых благородным, - мужчина опустил взгляд. Ему тяжело было признать всю ношу ответственности за умерших, жизнь чью, они умышленно сократили.
- Вот, что тебя терзает. Эрик, у них не было выбора. Они умирали, - сие только факт. Холодный, расчетливый, неумолимый факт, предлагающий выбор самопожертвования.
- Мне не легче принимать эту точку зрения.
- Ну что я сделаю? А мне легче.
- Тебе их не жаль?
- Я сделал все что мог, чтобы все пережитое ими не было напрасным. Мало?
- Нет.
- Все мы это сделали. Эта точка зрения тебя устраивает?
- Да.
Приказом был крик. Тот, кто не умирает в одиночестве - думает о том. Думает о друзьях, обычных людях. Тяжело не признать смерть, не имея причин, фактов, дабы оспорить ее. Непреодолимо-невежественной должна быть глупость, в безумном страхе угасающей надежды, приказать незаслуженному концу, который услышали все: «Просто исчезни!».