Что-то маленькое, живое и светящееся внутри меня, то, что не могло быть обмануто и видело сквозь все мои ухищрения вроде самоиронии, юмора и других изгибов психики — что — то маленькое тихо говорило о том, что теперь есть два очевидных пути. Сломиться или бунтовать. И если первое было отвратительно и заживо хоронило всю мою молодую все же жизнь, то о втором я даже не могла и подумать.
Прорыдав пол воскресенья вместо того, чтобы выспаться, в понедельник я явилась в школу со здоровенными синячищами под красными глазами, все с тем же крысом в сумке, которого я побоялась оставлять одного дома, и в помятых джинсах, прекрасно сочетающихся со взрывом на голове. Видели бы родственнички, как неопрятно их девочка выглядит в школе, свои дипломы об образовании бы сожрали, причем держа вилку и нож в не тех руках.
Грызуна я, к слову, назвала Спарки. Да, знаю, собачья кличка, все такое. Но больше ничего мне на ум не шло, а назвать его было как-то надо.
Еще на первом уроке, на физкультуре, когда мне в самом начале игры зарядили волейбольным мячом по затылку, я начала подозревать, что день сложится не очень удачно.
Эта гипотеза подтвердилась на третьем уроке, на диктанте, когда в гнетущей тишине, нарушаемой только скрипом ручек моих усердно трудящихся одноклассников, Спарки решил то ли соорудить подкоп в соседний карман, то ли художественно прогрызть сумку, и устроил в результате возню, которую было слышно на весь кабинет. Пока я краснела и мямлила что-то про вибрирующий телефон, который все не могу найти и отключить, класс буквально ухохатывался.
И на шестом, когда я пошла за листком для теста и споткнулась о сумку невинно хлопающей накладными ресницами Гортензии, которая совершенно случайно оказалась в проходе между рядами.
И после него, когда я уже собиралась домой, предвкушая спокойствие и тишину, и староста класса примчалась прямо в раздевалку, размахивая руками и разбрасывая кругом возмущенные децибелы на тему того, что «куда вы все бежите, у нас же сейчас факультатив». Запоздало соображая, какой к черту факультатив, я вспомнила лицо рыцаря из столовой и захотела убиться об стену.
Но о том, чтобы прогулять его, конечно, речи идти даже не могло.
Так что я обреченно поднялась в нужный кабинет, топая позади всех, уселась за последнюю парту, которая к моему безграничному счастью оказалась пустой, раскрыла чистую тетрадь и уставилась перед собой. Мне хотелось разреветься и пожалеть себя. И желательно, чтобы другие присоединились.
Прозвенел звонок. Все как сидели, так и продолжали сидеть.
Прошло минут пять, не меньше, прежде чем открылась дверь и в классе появился радостный, отдувающийся (видимо, бежал по лестнице) рыцарь, держа в руке какую-то папку. Кинув ее на стол, он тут же уселся рядом, то есть, я хочу сказать, прямо на столешницу, скрестив ноги. Перевел дух и, улыбнувшись, окинул взглядом класс.
— Всех приветствую, — выдал он, ничуть не смущаясь. — Рад вас видеть. Давайте проведем небольшую перекличку и отметимся, а то без этих бумажек нынче никуда.
Пока он называл фамилии учеников, кому-то улыбаясь, с кем-то перешучиваясь, я украдкой разглядывала его лицо и пыталась решить для себя, есть ли в этом татуированном монстре хоть что-то хорошее, кроме косичек. По всему выходило, что нет.
Ну, может быть, еще улыбка, хотя и она какая-то слишком хищная.
— А кто тут Кэрол Девенпорт?
Я подняла руку. Он сделал отметку в блокноте.
— Почему не была на уроке первого сентября?
«Потому что не люблю баскетбол» — хотела съязвить я, но голос разума вовремя заткнул мне рот.
— Обстоятельства, — осторожно проговорила я, тщательно подбирая подходящие слова. Ничего не шло на ум, и я уже начала впадать в легкую панику, когда физик отвлекся на разговор с Гортензией, которая, бедняжка, не могла понять, почему одинаково заряженные тела отталкиваются. Увлеченно просвещая ее сбившийся с пути науки затуманенный разум, Клайд отложил блокнот и вообще, похоже, забыл о прерванном диалоге и моем существовании, равно как и о том, что половина списка осталась неотмеченной. Впрочем, это никого не смутило.
Нащебетавшись с Гортензией, которая так и истекала сахарным сиропом изо всех анатомических отверстий, Клайд наконец соизволил обратить внимание на остальной класс.