И странно-гармонично в эту музыку фронтового города вплеталась гордая и воинственная песня старенькой, видавшей виды гитары, подружившейся, наконец, с Танкистом.
Интересный он был человек, этот ПНШ. Настоящий профессионал, окончивший танковое училище, прошедший два года Афгана... и вышвырнутый из армии перестроечной ломкой. Водовороты жизни прибили его, изрядно подломленного, все чаще и чаще прихварывающего известной российской болезнью, к омоновскому берегу. Змею в свое время стоило немалых трудов заставить махнувшего на все рукой офицера снова собраться и поверить в себя. И здесь в Чечне, Танкист отплатил товарищам сторицей. Хладнокровный до флегматичности, далекий от всякого романтизма, не понаслышке знакомый с реалиями войны, он взял на себя всю организацию боевой работы, не чураясь и самой грязной. Но при всем при этом, Танкист отнюдь не выглядел и не вел себя как супермен из киношных боевиков. Его мягкий, леноватый юмор на корню губил любые проблески паники или ненужного ажиотажа. На гитаре он играл так, что и непосвященным было ясно, что этот человек когда-то учился музыке профессионально. Но особенно любили братья-омоновцы, когда ПНШ, обнаружив очередные упущения по службе со стороны какого-нибудь растяпы, начинал проводить "политико-воспитательную работу". Наизусть зная целые главы из уставов, он умел их цитировать так обстоятельно и торжественно, что доводил жертву педагогического воздействия до полного обалдения. А мгновенно собиравшиеся на эти представления бойцы тихо умирали от восторга и долго потом подначивали виновника торжества невинными вопросами типа:
- Так из какого расчета прорубаются очки в полевом сортире?
Змей, сбросив китель и брюки, переоблачился в чистую синюю "подменку", выполнявшую у него роль домашней пижамы и завалился на кровать, с наслаждением задрав на спинку гудящие, набитые берцами ноги. Нехотя развернул очередную сводку, полученную в ГУОШе.
- Вот послушайте, господа офицера, какие важные новости нам сообщают наши агенты 007 и 008: "По оперативной информации ФСК, ожидается усиление активности боевиков. Возможны: проведение террористических актов и обстрелы мест дислокации федеральных сил ..."
В трех или четырех районах города вовсю шла азартная стрельба. Со стороны Ханкалы ударил миномет-стодвадцатка и все с интересом послушали: пойдет мина в горы, или, наоборот, прилетит привет федералам. Отсвистелась и бухнула непонятно - где-то на окраине.
Ясность внесла рация. Голос какого-то двести тридцатого, до этого возбужденно докладывавшего Ханкале об обстреле его блока, и просивший "поддержать огоньком", затребовал сто тринадцатого и яростно, чуть ли не матом, напустился:
- Ты куда, чудило, пуляешь?
- Куда-куда?! В согласованный квадрат. Не ты сегодня мне рисовал?..
- Какой на... согласованный, ты мне чуть блок не развалил!
- Но-ови-ичок, - протянул Танкист, глу-упенький...
Это точно. Битые жизнью командиры всегда не только лично согласовывали планы огневой поддержки с минометчиками и артиллеристами. Они дотошно сверяли карты (бывало, что огневой поддержке и их "подзащитным" давали листы с различными обозначениями своих и чужих целей и даже с разным масштабом). Затем, вернувшись к своим и надежно укрыв личный состав, просили разок-другой подвесить осветительные мины, и, убедившись, что все в порядке... никогда, без крайней смертной нужды, не просили огневой поддержки! Ведь неизвестно, кто встанет "у ствола" - многоопытный артиллерийский снайпер, или свежеобученный новичок. Да и боеприпасы зачастую расстреливаются из древних запасов, не угадаешь, где упадут. На блоке сидеть - не в атаку ходить, когда все надежда на богов войны и огненный каток, что бежит впереди тебя. Если при оборудовании блока лодыря не гонять и потом ушами не хлопать, в девяносто девяти случаях из ста можно своими силами "отмахаться".
- Тот особняк, что мы вчера хотели проверить, принадлежит родственникам Ду даева. То ли теще, то ли еще кому-то из ближних, - вдруг, ни с того ни сего сказал Танкист.
- Точно? - Змей заинтересованно приподнялся.
- Я у главы администрации узнавал - подтвердил Кристи.
Вчера группа омоновцев прикрывала саперов комендатуры. Нужно было рвануть на месте обнаруженную мину. Смертоносный гостинец был поставлен на неизвлекаемость и располагался чуть ли не самом центре улицы странно целых, основательных и зажиточных частных домов. А ближе всего гордо возвышались железные, с кирпичными башенками ворота роскошного особняка. Пошли по домам предупредить, чтобы люди укрылись. Встречали федералов по-разному. Кто из хозяев вежливо благодарил и шел собирать в безопасное место многочисленных домочадцев. Кто злобно зыркал-буркал, но, вняв предупреждению, все же следовал примеру соседей. В особняке же, встав стеной на пороге, два ну совсем мирных бородача, глядя в землю, сказали, что хозяйка очень больная, выйти не может и взрывать здесь ничего нельзя.
- Да мы эту мину обложим мешками с песком, вон, видите - на БТРе лежат, она небольшая, ничего опасного и дома не пострадают. Просто людей на всякий случай все-равно убрать надо.
Но те, словно глухие, бубнили свое, не сдвигаясь ни на шаг.
Омоновцы напряглись. Впервые пришлось столкнуться с таким явлением в городе, где люди привыкли немедленно выполнять любую команду человека с автоматом, не задавая лишних, опасных для жизни вопросов. Заинтересовавшись недружелюбными охранниками, и проверив их затрепанные, но со всеми честными реквизитами паспорта, бойцы собирались уже, было, навестить несговорчивую хозяйку. Но тут на улицу влетел уазик начальника местного РОВД, битком набитый чеченскими милиционерами. Улыбчивый, не в пример своим насупившимся подчиненным, майор стал с жаром убеждать, что в этом доме живут очень почтенные и им лично не раз проверенные люди. И потом, у него есть прекрасный специалист, который не побоится рискнуть и извлечет мину без взрыва. Зачем пугать и без того запуганных людей, портить такие хорошие дома...Под аккомпанемент его пламенных речей из соседних домов вывалила целая куча женщин и детей. Они, будто проинструктированные заранее, плотно расселись вокруг, всем своим видом давая понять, что уходить не собираются и взрывать здесь ничего и никому не позволят.