Для аттракциона наш перелет в Китай оказался длинноват — думаю, часов двенадцать. А когда уже привыкаешь к мысли, что летишь на высоте тридцать тысяч футов, то, пожалуй, и скучноват. Хотя вид, конечно, — ух! Просто космос. Внизу облака, облака, облака, как взбитые сливки из баллончика. И тень от самолета бежит по облакам, как собачка по снегу.
Рядом со мной на мягком диване сидел Эдди Ксанаду.
— Неплохой самолет, да? — сказал он.
— Отличный.
— Вот. Мой Хасанчик хочет купить себе такой же. И он его купит, непременно купит. Денежка сама к нему идет, у него по этой части особый талант, еще в младших классах проявился. У нас в стране как: то война, то опять война, и все время что-то меняется. Даже школьная форма. Скажем, вчера все ходили в белых рубашках, а завтра велено прийти в голубых. Все, естественно, бегут в магазин искать голубые рубашки. А их нет! И вот на следующее утро является Хасанчик в школу, открывает свой ранец, а там этих голубых рубашек — видимо-невидимо! Он их скупил, все до единой! Пришлось всем покупать рубашки у него. Понятное дело, чуть подороже, чем в магазине. Вот так он заработал свою первую денежку. Потом еще, еще, и к двенадцати годам мой мальчик уже сам купил себе дом! Сейчас он его сдает. А у вас, мистер Дигби, как с этим делом? Любит вас денежка?
Я вспомнил, что, уезжая, вообще забыл про деньги, ничего с собой не взял.
— Нет, — сказал я. — Не любит.
— A-а. А Хасанчик у меня — финансовый гений.
— Простите, что вмешиваюсь, я невольно подслушал… — сказал Самсон Первый. — Так ваш сын тоже гений? Это правда?
— Не просто гений, а волшебник! Кудесник! Финансовый.
— Ах, финансовый… — Самсон Первый разочарованно покачал головой. — А Самсон Второй — настоящий, официально признанный гений. Его проект по орошению земель оказался так хорош, что правительство выкупило его и…
— Сколько заплатило? — поинтересовался Эдди.
— Пятьдесят тысяч долларов.
— Мой Хасанчик вытряс бы из них в два раза больше.
— Деньги только отвлекают от главного, — заметил месье Мартине. — Вот Макс у меня вообще о деньгах не думает. Потому что у него другая цель в жизни.
— Какая? — спросил я, чисто из вежливости.
— Успех.
— A-а. Понятно.
— Вас это интересует, мистер Дигби? Я написал книгу о том, как добиться успеха, — практическое руководство. Бестселлер! Я считаю, победителем может стать каждый. Нужна только дисциплина.
Моя гильдия в «Варкрафте» как-то провела успешную операцию и захватила обширную территорию, очень богатую. Мы уже даже собирались ее переименовать. А потом налетели драконы — и после них осталась пустыня.
— Интересует, — ответил я. — Но в меру.
— А Флорида у вас по какой части? У нее тоже финансовые таланты? Или, может, она лидер по натуре? Или гений?
— Вы шутите! — Я рассмеялся.
Папы смотрели на меня недоуменно.
— А что в этом такого смешного? — спросил чуть погодя Самсон Первый.
— Да у нее в голове одни только магазины и знаменитости. Она у нас мечтает прославиться, больше ей ничего не надо.
— Как странно, — сказал месье Мартине.
— Что странного? Ее друзья-подружки такие же, ничем не лучше.
— Я хотел сказать: странно, что отец так говорит о своей дочери.
— А-а, — сказал я. — Ну… понимаете…
Оказывается, быть папой — это такой соревновательный вид спорта. Правила простые: ты должен думать, что твой ребенок — самый лучший. Больше того, ты должен убеждать всех остальных, что твой — лучший. И ты должен ГОРДИТЬСЯ своим ребенком. Я незаметно вытащил из непромокаемого рюкзака папины «Беседы с подростком». Но потом я подумал, что, если другие папы застукают меня с такой откровенной шпаргалкой, они могут заподозрить неладное. Поэтому я сунул книжку за пазуху и отправился в туалет. (Читать в туалете — это как раз совершенно по-папски, подозрений не вызовет.) В общем, я выяснил, что главное в родительском деле — умение слушать. Если ты не слушаешь, твой ребенок постепенно интровертируется и замыкается в себе. То есть так: сперва слушаешь. Потом начинаешь что-то понимать. Потом ищешь, чем бы тут погордиться. А когда начинаешь ими гордиться, они сами собой начинают гордиться.
Вернувшись к папам, я попытался послушать Флориду — она рассказывала кому-то из мальчиков в дальнем конце салона про Дайтону, или Бритни, или Пэрис, или уж не знаю про кого:
— Понимаешь, ее мама страдала хроническим ожирением. Ты хоть знаешь, что это такое?
— То есть она была толстая в течение долгого времени?
— Вот! И у дочери из-за этого начались расстройства пищевого поведения — она же не хочет страдать хроническим ожирением, как мама… — И так далее в том же духе.