Когда он затих, я сказала:
— Я останусь у тебя сегодня. А ты сделаешь то, о чем я тебя попрошу?
Лукас преодолел настороженность, которая стала для него естественной: я и раньше видела, как он это делает, но никогда еще в подобные моменты его лицо не было ко мне так близко. Он нервно втянул воздух, собираясь с силами:
— Конечно. Я сделаю все, чего ты захочешь.
Голос у него был хриплый, надтреснутый. Когда он тронул языком колечко на губе, на меня нахлынуло такое бешеное желание, что стало обидно тратить время на разговоры.
— Пойдешь со мной завтра на концерт к Харрисону? Он мой любимый восьмиклассник, и я обещала ему прийти.
Лукас приподнял брови и удивленно заморгал:
— Хм… Ладно. И это все?
Я кивнула. Он покачал головой, нацелив на меня свою призрачную улыбку:
— Пойду принесу из холодильника пару пакетиков льда. А ты пока, может, ляжешь в постель?
Я встала и, положив ладони ему на грудь, подняла на него глаза:
— На спор?
Он накрыл мою руку своей, привлек меня к себе и, наклонившись, ласково поцеловал:
— Почему бы и нет? Только, чур, не падать.
ГЛАВА 27
Школьный зал был битком набит родителями с видеокамерами и скучающими братьями и сестрами. К некоторым из юных дарований пришли даже бабушки с дедушками. Обойдя людей, кучковавшихся в проходе, мы с Лукасом сели в один из средних рядов, с краю. Я посмотрела на ксерокопированную программку концерта: Харрисон играл в оркестре старшеклассников, значит появиться на сцене должен был не скоро. Два мальчика моложе его тоже брали у меня уроки, и их выступлений я раньше никогда не видела. Так что у меня был повод поволноваться за них за всех.
Я наклонилась к Лукасу и тихо, чтобы никто из родителей не услышал, сказала:
— Думаю, мне стоит тебя предупредить: многие ребята, особенно из тех, которые будут выступать первыми, занимаются всего несколько месяцев. Поэтому не удивляйся, если они… не совсем виртуозы.
Лукас приподнял уголок рта. Мне захотелось поцеловать его, но я сдержалась.
— То есть ты меня мягко готовишь к тому, что сейчас мне придется слушать скрежет ногтей о стекло? — спросил он.
Справа, из той части зала, которая предназначалась для выступающих, раздался голос Харрисона:
— Миз Уоллес!
Я отыскала его взглядом в море черных полиэстеровых смокингов и длинных сиреневых платьев. В тот самый момент, когда я увидела его белобрысую голову, он заметил, что я не одна. Его приветственно поднятая рука застыла в воздухе, а глаза расширились. Я улыбнулась и помахала ему. Он грустно махнул в ответ.
— Это, надо полагать, один из тех, кто на тебя запал? — спросил Лукас; он сидел, положив щиколотку на колено, и, стараясь не прыснуть со смеху, ковырял шов поношенного ботинка.
— Что? Да они все на меня западают! Я же горячая красотка из колледжа! Забыл? — Я рассмеялась.
Лукас посмотрел на меня, и в его глазах сверкнул огонек. Он наклонился к самому моему уху и прошептал:
— Очень даже горячая! Я только что вспомнил, какая ты была сегодня утром, когда проснулась в обнимку со мной в моей постели. Это будет не слишком большой наглостью с моей стороны, если я попрошу тебя остаться и сегодня?
Я почувствовала, как мое лицо теплеет от удовольствия, и посмотрела Лукасу в глаза:
— Я боялась, что ты об этом не попросишь.
Он накрыл ладонью мою руку, лежавшую у меня на колене. В этот момент на сцену вышел дирижер.
Через полтора часа Харрисон отыскал меня у выхода из зала. В руках у него были красные розы на длинных стеблях. Цвет его смущенного лица почти идеально гармонировал с цветом бутонов.
— Это вам, — запинаясь, сказал он и сунул мне букет.
Родители Харрисона остались стоять футах в пятнадцати от нас, чтобы он мог самостоятельно преподнести мне этот дар. Я взяла цветы и понюхала их, а он мельком взглянул на Лукаса.
— Спасибо, Харрисон. Они чудесные. Кстати, я тобой горжусь: сегодня у тебя было потрясающее вибрато.
Он постарался подавить улыбку, и от этого в его лице появилось что-то неврастеническое.
— Все благодаря вам.
Я покачала головой:
— Нет. Ты работал, много репетировал. Это главное.
Он переступил с ноги на ногу.
— Ты здорово играл, старик! Хотел бы я тоже так уметь! — сказал Лукас.
— Спасибо, — пробормотал Харрисон и хмуро на него поглядел. Мой ученик был довольно рослый, выше меня, но тощий: рядом с Лукасом он казался похожим на шнурок. — Больно было? Прокалывать губу?