– Я знаю. Просто об этом никогда не было речи. Мне очень не хотелось оставлять Триши с ней. Но Андреа считала, что я не прав. Ее родители совсем не годились для этого. Они с трудом справлялись с самой Андреа, пока она росла.
Кэмерон напрягся и беспокойно заворочался, словно пытаясь поудобней устроиться. Коул встал и отошел к окну, не зная, как сладить с воинственным настроением брата.
– А что плохого сделала Летти?
– Речь не о том, что она сделала. А в принципе, в ее отношении ко всем. И особенно к Альваресу. Бог ты мой, она была с ним так груба, особенно после гибели родителей.
– Ну, знаешь ли, то как Тони ушел, никому бы не понравилось.
– Вот-вот. Про то я и говорю! Не знаю, что уж там Летти наплела об их уходе, но я не верю, что Тони и Эллисон хотели уехать.
Коул подошел и снова сел рядом с кроватью.
– Объясни мне, пожалуйста, что же произошло.
– Я был там в это время, Коул, а тебя не было. Я видел лицо Тони, когда он вышел из отцовского кабинета после разговора с Летти. Он был совершенно подавлен, я бы даже сказал – раздавлен. Он прошел мимо меня и даже не заметил. А потом, узнав, что они уезжают, я пошел к Эллисон и Тони. Она так горько плакала. Я никогда не слышал таких рыданий.
Коул почувствовал, как что-то сжалось в груди, мешая дышать.
– Ты думаешь, Летти сказала что-то такое, что вынудило их уехать?
– Я всегда подозревал, что так оно и было, но доказательств у меня, разумеется, не было. После того как Тони уехал, она стала хозяйничать на ранчо, как настоящий диктатор. Командовать всем на свете.
– А как получилось, что я никогда не знал ее с этой стороны?
– Ты никогда не обращал на нее особого внимания. А она выжидала, когда ты уедешь, чтобы все делать по-своему. Ты же помнишь, большую часть времени ты проводил в Остине. А дела ранчо пустил на самотек.
Коул понимал, что брат прав. Ему так много приходилось заниматься бизнесом, что он вынужден был купить жилье в Остине, откуда было легче ездить по делам в Хьюстон или в Даллас, да и в другие места. Он окунулся в бизнес, как не умеющий плавать – в омут. И очень мало было тех, кто мог помочь ему удержаться на плаву.
– Знаешь, Кэмерон. Мне надо с тобой кое о чем поговорить. Об очень важном для меня. То, что я тебя едва не потерял, показало, как много ты для меня значишь. Существует не так уж много людей, которым я могу доверять. Ты для меня и брат, и советчик в бизнесе, ты – мой друг.
Кэмерон прищурился.
– Рад слышать, что ты меня ценишь. Так что случилось?
– Как я недавно выяснил, с Альваресами все происходило не так, как мы думали.
– Не понимаю, о чем ты.
– Когда они уезжали, Эллисон была беременна.
Кэмерон резко сел в постели и, застонав от пронзившей его боли, снова откинулся на подушку.
– Неужели?
– Наутро после твоей аварии, как раз перед тем, как Коди нашел меня, я гулял по берегу и наткнулся на парня – точную копию нашего Коди в четырнадцать лет. Во всем, кроме глаз. А глаза у него черные, глубокие и блестящие. Такие же экзотические, как у Тони и Эллисон. Я спросил, как его зовут. Он сказал, что его зовут Тони Альварес, что живет он со своей матерью Эллисон Альварес в Мейсоне. Примерно в ста милях к северо-западу отсюда. Мальчика назвали в честь деда, который умер перед самым его рождением.
– И ты думаешь, что…
– Я знаю, что это мой сын. Никаких сомнений быть не может.
– Боже, Коул! Что ты собираешься делать?
– Я еще не решил. К этой новости надо привыкнуть. Пока я сидел тут у твоей постели – главное было тебя не потерять. И вдруг ты теперь рассказываешь мне о причинах ухода Альваресов с ранчо.
– Думаешь, Летти знала о беременности Эллисон?
– Есть только один способ это выяснить.
– Ты считаешь, она тебе скажет правду? Коул задумался и посмотрел на брата.
– Ты думаешь, она может солгать? Кэмерон пожал плечами.
– Ну это ей не впервой. Она всегда умела покрыть одну ложь другой, посолиднее.
– Боже, Кэм. Ты преувеличиваешь! Не может быть, чтобы мы говорили об одной и той же женщине.
– Дело в том, Коул, что ты всегда видишь только то, что хочешь видеть, независимо от того, что есть на самом деле. Ты вбил себе в голову догмы о семейной верности, династии и прочую подобную чушь. А поскольку Летти принадлежит к семейству Коллоуэев, ты считаешь ее образчиком преданности и человеколюбия.
Коул ошарашенно смотрел на брата.
– Что ты имеешь в виду под этой чушью? Мы действительно одна семья. Мы действительно династия. И прекрасная, черт побери! Когда дед Кэлеб впервые приехал в Техас…
– О черт, Коул! Не трогай деда Кэлеба. Вы с отцом всегда считали его святым. А он был не более чем солдат, которому после первой мировой войны стало скучно в Огайо, и он отправился в Техас в поисках чего-нибудь эдакого и нашел. Ему кое-что удалось скопить и купить ранчо, а уж то, как он его заполучил, несколько приукрашено.
– Он купил! Купил ранчо, черт бы тебя побрал! Он не своровал его, а купил!
– Ну конечно, купил. Но меньше чем за четверть того, что оно стоило. Владелец был счастлив, что хоть жив остался.
– Откуда ты все это взял?
– Я читал, Коул. Я всегда любил историю, а особенно – историю Коллоуэев. Меня всегда интересовало, почему нас уважают и побаиваются, с чего это началось.
– И что ты прочел?
– Целую кучу писем и журналов, которые я нашел на чердаке. Пока ты повсюду ходил за отцом, я зачитывался скандалами, которые журналисты так любят описывать, аж с продолжением.