Мне не нравилось, что этот гнусный падальщик играл на моих чувствах. Это было нечестно.
Некоторое время спустя я спросила:
— Что это за звук?
— …
— Ты думаешь, это волк? Думаешь, здесь водятся волки?
Поскольку он продолжал молчать, я закричала:
— Да ответь же мне, черт тебя побери! Скажи мне хоть что-нибудь! Скажи хоть «да» или «нет», скажи «Отвали!», только не оставляй одну… только не сейчас… прошу тебя…
Я взывала не к нему, нет, скорее, к самой себе. К своей глупости. К своему стыду. К бедности собственного воображения. Он никогда бы меня не бросил, и раз он молчит, значит, потерял сознание.
Впервые за долгое время его лицо не было похоже на немой упрек, и мысль о том, что ему легче, меня приободрила: ведь так или иначе, я нас отсюда вытащу, я просто обязана. Не для того мы проделали весь этот путь, чтобы закончить его безвестными героями «В диких условиях»[5] в этой лозерской дыре.
Нет, черт побери, такому позору не бывать…
Я размышляла. Во-первых, ухали явно не волки, а птицы. То ли совы, то ли кто-то еще. А во-вторых, от переломов не умирают. У него не было жара, он не истекал кровью, он был обездвижен, пускай, но не в опасности. Так что в данный момент лучшее, что я могла сделать, это выспаться, чтобы набраться сил, а завтра, на рассвете, когда все это дерьмо под названием природа с новой силой обрушится на меня, я отправлюсь в путь.
Я пройду через этот гадский лес, пройду через эти гадские горы и добьюсь, чтоб в эту долину прилетела-таки эта чертова «вертушка».
Ну вот и все сказано. Мне придется расстараться, клянусь честью поэтессы, но на плато Кос остаться нам без крова не грозит. Потому как семейных радостей пеших походов — э-ге-гей, шагай бодрей! — вместе с тупыми ослами и тупицами в стрессе — нам и двух минут выше головы хватило.
Сожалею, ребята, но весь этот ваш Quechua[6] не для нас.
Ты слышишь, малыш? Слышишь, что я говорю? Ни за что на свете, покуда я жива, ты не свалишь в деревню. Никогда. Лучше сдохнуть.
Я улеглась, тут же заворчала, встала, чтобы расчистить свое лежбище и сгрести в сторону острые камни, впивавшиеся мне в спину, снова растянулась и, прижавшись к нему, замерла неподвижно.
Заснуть не удавалось…
Маленькие демонята, живущие в моей голове, объелись кислоты…
Там грохотал бретонский марш традиционного военно-морского оркестра в техно-ремиксе.
Ад.
Мои мысли неслись с такой бешеной скоростью, что я уже за ними не поспевала, к тому же, как я ни старалась плотнее прижаться к Франки, покрепче обнять саму себя рукой, теплее мне не становилось.
Я замерзала, DJ Grumpy[7] вышиб последние нейроны мужества, которые у меня еще оставались, и маленькие слезинки из тех, что попроворнее, незамедлительно этим воспользовались, чтобы пробраться наружу, как крысы, одна за другой.
Черт, я уже и забыла, как это бывает.
Чтобы их остановить, я запрокинула голову назад, а там, там — ничего себе!
Меня вставило не оттого, что я вдруг увидела звезды — пока мы здесь шлялись, этого добра мы насмотрелись сполна, — а оттого, что мне вдруг открылась хореография звездного неба. Плик! Они — Глинь! — вспыхивали одна за другой, ритмично. Я и не знала, что такое — Динь! — возможно…
Они сверкали, словно ненастоящие.
Как будто светодиоды, а если и звезды, так совсем еще новые, только что распакованные. И будто бы кто-то крутил регулятор яркости.
Это было… великолепно…
Внезапно я почувствовала себя не такой одинокой и повернулась к Франку утереть сопли о его плечо.
Так, стоп… подонки, ведите себя прилично… добрый Боженька вам свой волшебный шарик дает, а вы нюни распускать…
Интересно, бывают ли в галактиках приливы, как в океане, или все это специально для меня? Подъем уровня Млечного Пути? Мегарэйв сказочных фей, явившихся осыпать мою голову золотой пылью, чтобы помочь мне подзарядить батарейки?
Звезды вспыхивали повсюду, и от их света, казалось, теплее становилась ночь. И я как будто загорала во тьме. И мир как будто перевернулся. И я уже не прозябала где-то там, на дне пропасти, нет, я как будто была на сцене…
Да, пусть я сейчас и находилась ниже некуда (находилась или нашлась?) — (ну, в общем, я перевернула картинку…), что-то все же было в моей власти.
Я ощущала себя в центре гигантского концертного зала, в этаком «Зените»[8] под открытым небом, только от края земли и до края, в самый разгар исполнения наикрутейшей песни, среди огромных экранов и множества огней от всех этих горящих зажигалок, от тысяч волшебных свечей, направленных ангелами на меня, — я должна была соответствовать. Я больше не имела права оплакивать свою судьбу, и мне бы так хотелось поделиться всем этим с Франки…
5
«В диких условиях» (