Ладно, жена, она из другого, старого, мира, но Марго и Дмитрий – это же его дети, его плоть и кровь, значит, они должны быть такими, как он. Они происходят из рабоче-крестьянской семьи и должны иметь простые и нужные Партии и Правительству профессии! А не становиться художником или актрисой! Василий уж никак не мог предположить, что в его детях со временем все больше будут проявляться не только благородные гены его жены, но и перейдут им, так сказать, по наследству и творческие способности Александры и само ее видение мира. Сознавать это для него было невыносимо! Получалось, что и собственные дети становились порядком выше его! Он не раз срывался на свою жену, не в силах скрывать свою злость и разочарование по этому поводу.
– Дмитрий должен поступать в Мореходное училище. Военная дисциплина только пойдет ему на пользу! – как-то утром перед работой начал он приказным тоном разговор с женой.
– А почему таким тоном, Василий! Можно и спокойно сказать, к тому же, я знаю, что ты уже все решил за нашего сына. И не раз тебе говорила, что не разделяю такого решения. – Спокойно, не теряя самообладания, говорила Юдина. – Я не понимаю, зачем ты к нему все время придираешься? У Дмитрия сейчас непростой период в жизни, переходный период, и надо к нему особенно быть внимательным. Ты его слишком напрягаешь своим отцовским авторитетом, он может не выдержать, сорваться, начнет, не дай Бог, курить и пить, как другие его сверстники! Ты этого хочешь? – ее возмущало такое жесткое и формальное отношение Василия к сыну.
– Я ему начну курить и пить! Ремня дам – на всю жизнь запомнит! – в своем обычном стиле отвечал муж.
– Уф… Василий, с тобой так трудно стало разговаривать даже мне, твоей жене, а что можно говорить о наших детях?! Ты постоянно на них давишь своим авторитетом, не надоело это тебе? Ты стал слишком жестким и властным человеком, я не узнаю тебя больше, Василий! Понимаю, что эта твоя работа тебя вынуждает быть таким, но ты же не на партсобрании выступаешь, а дома говоришь со своими самыми близкими людьми. Неужели нельзя поменять тон, а главное – отношение к своим близким?! – и она стала нервно собирать свой портфель с тетрадками, собираясь идти на работу.
– Ну, извини, извини меня, Сашенька! – как обычно, после жестких слов просил прощения муж. – Ты моя жена и должна как никто меня понимать, что я так суров с Дмитрием, потому я очень боюсь, что он может связаться с какой-нибудь плохой кампанией. А если с ним что-либо случится, я этого просто не переживу! Ты знаешь, я очень его люблю! Он – все для меня в жизни! Ну, и Марго, конечно, тоже. Вот и держу их обоих в строгости! А в мореходке Дмитрий будет в безопасности.
– Да я все это понимаю, а причем здесь творчество! Зачем ты хочешь погубить его талант! Посмотри, как из-за тебя он все мрачно рисует: если это море, то обязательно бурное и темно-синего цвета, если лес, то тоже без лучей солнца и изображен весь в темных тонах, а портреты, одни хмурые и напряженные лица. Ты понимаешь, что это все его внутренний мир, полный тревог и страха перед своим отцом. – Александра бросила перед мужем на стол альбом с рисунками сына.
– Ну, не надо преувеличивать! Может, ему просто нравятся темные тона, что в этом такого трагичного? Вот и ваш любимый Иван Айвазовский тоже рисовал море всегда бурное и мрачное. Ничего, считается гением и стал всемирно знаменитым художником. И, давай, не будем больше об этом говорить. Мне пора, а то я опаздываю на совещание.
«Иди, иди, партийный деятель! Не подобает руководству опаздывать на совещание, – смотрела ему вслед Александра. – Только вот увидишь, Василий, плохо закончится эта затея с Мореходным училищем! Димка все равно не станет в нем учиться, сбежит и поступит в художественное училище. Ну, какой из него инженер или моряк?» – Юдина крикнула в окно вдогонку мужу:
– Послушай, они сегодня попросились на танцы в клуб молодежи, разрешаешь им пойти туда?
– Ладно, пусть идут, разрешаю, лишь бы ты меня больше не обвиняла в тирании по отношению к детям, – из машины дал свое «добро» Савулиди.
– Ты, Марго, даже не думай от меня улизнуть, поняла?! – строго предупреждал уже в клубе Василий свою сестру. – Я твой старший брат и должен тебя опекать. Ты же знаешь, отец нас с таким условием и отпустил на танцы.