– А что, у папиной родни деньги водились? – спросила Заславская, хотя ей хорошо было известно, что это все миф, придуманный ради парткарьеры Василия Савулиди.
– Не знаю, наверное, – безразлично ответила девушка.
«Ах, милая, если бы только знала, в каких условиях жили раньше твои бабушка и мама, да и ко мне если бы ты тогда попала, я смогла бы тебя принять как подобает твоему происхождению и окружить тебя вниманием и заботой двадцати человек прислуги», – опять принялась вспоминать о своем прошлом графиня. Прошлое, которое никак не могла забыть и отпустить, а смириться с настоящим ей было и вовсе очень сложно. Эту квартиру в старинном доме с высокими потолками на Патриарших прудах когда-то прикупил ее муж, так, чтобы приезжать иногда в Москву на светские балы да приемы. Тогда вовсе не мог предположить граф Заславский, что эта маленькая и скромная по их меркам квартирка, очень пригодится его жене Аннушке, когда его уже не станет на этом свете. Имение их в Курской губернии большевики экспроприировали, ее выгнали, а потом она узнала, что во время Отечественной войны фашисты и вовсе разбомбили ее дом, от которого кроме светлых воспоминаний и двух разрушенных стен ничего не осталось. Слава Богу, что была у Заславской эта московская квартира, которую новая власть, конечно же, попыталась превратить в коммуналку. Приходили еще до войны такие важные и серьезные товарищи из Московской центральной жилищной комиссии, проверили все, измерили. Ну, и сказали, что так, мол, и так, гражданочка Заславская, ваша квартира попадает под «уплотнение», оставляем вам одну комнату, а остальные будем заселять новыми жильцами. Слишком широко вы тут живете, в то время как многие советские граждане ютятся по углам.
Тогда и позвонила в панике в Батуми дочери своей подруги Валентины Юдиной Александре графиня Заславская, мол, помоги мне деточка, уж дожить мне одной без чужих людей в моей собственной квартире. Попроси у мужа, пусть через свои партийные связи поможет мне.
Александра в тот же день поговорила со своим Василием, хотя ей большого труда стоило объяснить ему, второму секретарю горкома партии, почему этой пожилой женщине непременно нужно жить одной в такой большой квартире. Основным аргументом Саши являлось то, что Заславская – самая близкая подруга ее матери, что она и ее муж, в прошлом, много хорошего сделали их семье. И потом, кто знает, как жизнь в будущем повернется, может так случиться, что их дети решат поехать учиться в Москву, не век же им жить в Батуми, и тогда смогут остановиться у Анны Петровны. К тому же, она уже пожилая женщина со слабым здоровьем, ей нужен покой и тишина в квартире. Василию Савулиди не нравилось обращаться с личными просьбами к своим товарищам по партии, но доводы жены его убедили, и он тогда помог Заславской отстоять свои квадратные метры. Получается, что поступил он тогда не только благородно, но и мудро. Теперь его дочь могла жить, сколько хотела, в шикарной квартире Анны Петровны в самом центре Москвы, а не разделять еще с тремя девушками душную, маленькую комнату в институтском общежитии. Сейчас, в период «оттепели», и вовсе про старушку все забыли.
– Маргоша, ты такая славная девушка, – никак не могла не нарадоваться на нее Заславская, – аккуратная, трудолюбивая, все за собой убираешь и мне по дому помогаешь, в магазин ходишь и ни в чем мне не отказываешь. Так что, когда твой брат захочет, пусть сразу же и приезжает!
– Спасибо, дорогая Анна Петровна! Я пойду, позанимаюсь в мою комнату, а то всего несколько дней осталось до вступительных экзаменов.
Как все абитуриенты, в день вступительных экзаменов в московский педагогический институт имени Ленина Марго очень нервничала!
– Ну, что ты, деточка, так трясешься! Все будет хорошо, вот увидишь, ты же у нас умница! – вселяла в нее уверенность Заславская.
Сдав все вступительные предметы, письменные и устные, Маргарита Савулиди была более чем уверена, что поступила в институт. Отвечала она так бойко, без запинки по вытянутым билетам и грамотность у нее была природная, стопроцентная, даже знаки препинания никогда не ошибалась ставить. Но совсем неожиданно вышло все по-другому.
Когда она пришла в назначенный день посмотреть списки поступивших, то, к своему огромному огорчению, своей фамилии в них не увидела. Этот первый в ее жизни серьезный удар судьбы оказался таким сильным для молодой девушки, что она не смогла сдержать своих слез. Сев на подоконник, Марго там же и расплакалась.
– Что мы так горько рыдаем? – поинтересовалась одетая в строгий деловой костюм, проходящая мимо нее преподаватель этого вуза.