– Ну, помилуйте, многоуважаемый генерал Крамской! Я вам еще раз говорю, что не наша инициатива не принимать абитуриентов других национальностей. Это ТАМ решили, а мы должны только подчиняться распоряжениям.
– Хорошо, я вас понял. У меня есть хорошие связи в министерстве образования, я обязательно все узнаю про это таинственное распоряжение свыше. Смотрите, если вы меня обманываете! – пригрозил генерал.
– Да что вы, зачем мне это надо?! Я своим местом дорожу в институте!
– Предположим, что все, что вы мне только что сказали, правда, тогда как вы советуете нам поступить в этой ситуации? И как делают другие? – уже успокоившись, продолжал допытываться генерал Крамской.
– Да очень просто, уважаемый Сергей Павлович! У Савулиди ведь мама русская, так надо было взять после окончания школы фамилию матери и написать в графе «национальность» – русская. Я вас уверяю, никто бы не стал глубоко копаться в генеалогическом древе Маргариты Савулиди, это чистая формальность, но очень важная для поступления. Так поступают многие. И этнические немцы, евреи и многие другие.
– Честно говоря, я об этом ничего не знал, даже представить себе не мог, что такое происходит в нашем высшем образовании, – искренне удивился генерал. – А если ее отец на это не пойдет, тогда что делать? Все, замкнутый круг, у девушки больше нет никаких шансов поступить в московский вуз? – уточнил он, уже собираясь уходить.
– Почему же, есть еще один вариант! Надо выйти замуж за русского и взять его фамилию.
– Я вам советую хорошенько все обсудить в семье и принять приемлемое для вас решение. Ждем вас к нам на следующий год. Всего хорошего, товарищ генерал-майор, рад был с вами познакомиться, – крепко пожимая его руку, прощался с ним председатель приемной комиссии.
Из здания МГПИ Крамской выходил не спеша, еще раз прокручивая в голове все услышанное в кабинете высокого институтского начальства.
«Это что ж такое получается?! А если бы на войне мы спасали не всех без разбора наших советских граждан, а только тех, кто по национальности русские? И раненых солдат и офицеров других национальностей что, тоже надо было оставить умирать на поле боя? Чушь какая-то! Не верю! Обязательно схожу в министерство образования и всю узнаю. А может это так во внутренних органах решили?» – и генерал вспомнил партийные чистки до войны, во время войны да и после нее, когда военнослужащих с нерусскими фамилиями обвиняли в измене Родине, шпионаже и других ужасных преступлениях, в которых, как сейчас выяснилось, они не были виноваты. Сейчас почти всех их реабилитировали, но, увы, многих уже посмертно.
«И как все это поделикатнее объяснить родителям Маргариты? Ведь Василий Дмитриевич, второй секретарь горкома, он честный партиец и вряд ли пойдет на это! В любом случае про это нельзя говорить по телефону, напишу им письмо», – рассуждал генерал, уже подъезжая к дому, в котором остановилась в Москве Марго Савулиди.
Дверь квартиры открыла Анна Петровна и просто опешила: хотя она и была женщиной уже пожилой, но не смогла не окинуть восхищенным взором стоявшего перед ней обаятельного красавца-генерала в кителе, полном боевых наград.
– Вы Анна Петровна Заславская, не правда ли? – уточнил, приветливо улыбаясь, Крамской.
– Да, она самая. А вы генерал Крамской, мне про вас много хорошего рассказывали мои друзья, Александра и Василий Савулиди из Батуми. Проходите, пожалуйста, вот сюда, в гостиную.
– Спасибо. Надеюсь, не помешал вам, впрочем, я ненадолго, – и он прошел в уютную гостиную со старинной мебелью и картинами, которая служила и столовой.
– У вас очень красиво, Анна Петровна. Вы увлекаетесь стариной? – спросил Крамской, рассматривая висящие на стенах картины.
– Нет, это просто все, что осталось от дома моих родителей, от моего детства, все, что уцелело во время войны и революции.
– А картины, если это не секрет, – подлинники? – Крамской тоже очень любил старинные вещи, и у него в квартире и на даче имелось много трофейных предметов искусств.
– Нет, что вы, это все копии, – солгала, не моргнув глазом, графиня Заславская; ведь не могла же она сказать ему правду, тогда бы генерал начал интересоваться ее биографией, задавать ей ненужные вопросы, копаться в ее прошлом, а ей, в свою очередь, пришлось бы рассказать ему что-нибудь, и это, к тому же, могла случайно услышать Маргоша. Нужно быть предельно острожной, Марго пока рано знать про нее и про своих дедушку и бабушку.
– Даже если это и копии, то очень хорошие копии, – задумчиво произнес генерал, внимательно всматриваясь в картины. – Анна Петровна, я только что был в пединституте, куда, к моему большому сожалению, не поступила Марго, увы, недобрав странным образом всего полбалла. Я попытался убедить приемную комиссию, что одна пропущенная запятая это досадная оплошность, даже не ошибка, сделанная, скорее всего, от волнения. Но, увы, они ничего не захотели и слушать, посоветовав хорошенько подготовиться и приходить поступать на следующий год, – генерал решил не посвящать Анну Петровну и молоденькую девушку в реальную суть дела, а все подробно написать родителям Марго. Пусть они сами все решают.