После всех этих неприятных событий Дмитрий Савулиди, молодой и крепкий парень, на нервной почве практически лишился сна. Если и удавалось заснуть ему на пару-тройку часов, то снились одни только кошмары и ужасы: пережитый позор и всеобщее осуждение, длительные и беспощадные допросы, а потом этот позорный суд, на котором прокурор изо всех сил старался сделать все возможное, но ему все таки не хватило прямых и веских доказательств, чтобы засадить его на как можно более долгий срок за решетку. Слуга Фемиды ненавидел вот таких чистеньких сыночков местной партийной номенклатуры, которым все дозволено и которых, если что, папочка всегда отмажет, хотя прекрасно знал, что в данной истории Дмитрий скорее жертва, чем преступник. Мошенник и подлец Ираклий вообще являлся ему во сне в виде вампира, все норовил впиться своими острыми клыками ему поглубже в шею и, не торопясь, причмокивая, сосать из него кровь.
– Нет, так больше не может продолжаться! Мне даже алкоголь не помогает забыться! Нужно сходить в аптеку и купить сильного снотворного или успокоительного, – не в силах больше сам справиться с этой проблемой, Дмитрий, все же, решил выйти в первый раз за все это время на улицу.
Было около шести часов вечера. Скоро должна прийти его любимая мама, заботливо принести ему из дома что-нибудь вкусненькое покушать.
Дмитрий откупорил баночку с лекарством, высыпал на ладонь несколько таблеток, проглотил их и для пущей надежности решил запить их хорошим армянским коньяком.
– Посплю немного до маминого прихода, – укладывался в постель юноша. – Как хорошо, я как будто улетаю куда-то, – совсем тихим и слабым шепотом произнес он, – как мне легко и свободно… – Его веки становились все тяжелее, взор все мутнее, длинные темные ресницы опустились вниз, и глаза его постепенно закрылись… Закрылись, увы, навсегда!
Пришедшая к нему на квартиру ровно в семь вечера мать, Александра Юдина, нашла бездыханное тело своего сына, мирно лежащего на своей кровати. На первый взгляд казалось, что парень просто крепко спит. С металлическим грохотом выпали из ее рук кастрюли с ужином, и все их содержимое щедро растеклось по всему полу.
– Дима, Димочка, сынок, что с тобой?! – напрасно тормошила его мать, сразу же обратив внимание на его смертельную бледность. Ну, просыпайся же, прошу тебя! – она приложила свое ухо к его сердцу и, услышав, что оно больше не бьется, не закричала, а истошно завыла, как дикая волчица, потерявшая внезапно своего детеныша. Что было потом, она уже смутно помнила: сбежавшиеся на ее крик со всей улицы соседи, люди в белых халатах, с сожалением покачивающие головами, ее муж, Василий, беспощадно и не стесняясь никого, рвавший от горя на себе волосы…
Узнав про это горе, из Москвы сразу же примчалась Маргарита. На кладбище они с отцом еле-еле, из последних своих сил удерживали мать, потому что та пыталась вслед за сыном броситься в могилу, утверждая, что жизнь для нее все равно кончена и, уже обращаясь к умершему Дмитрию, уверяла того, что нужно всего лишь немного подождать, и они скоро увидятся с ним вновь. Проведя медицинскую экспертизу, врачи установили, что это была «случайная» смерть по неосторожности, а не предполагаемое ранее самоубийство, просто парень переборщил со всеми этими таблетками и алкоголем, что и вызвало остановку сердца.
Немного придя в себя после похорон, мать и отец подробно рассказали Маргарите всю историю про контрабанду картин, безжалостно виня во всем только себя самих.
– Прекратите немедленно самобичевание, родители! А то я сейчас же уеду! Вы совершенно во всем этом не виноваты! Димку ужасно жаль, и мне будет безумно его не хватать, ведь мы выросли с ним вместе, и я помню каждый миг нашего детства и юности! Но, все же, он был уже большим мальчиком и должен был, прежде чем пускаться в такого рода авантюру, хорошо все продумать и взвесить! В конце концов, можно было посоветоваться с вами! Я прошу вас, успокойтесь, а то вы окончательно надорвете свое здоровье, а оно вам еще пригодится, потому что надо жить дальше, хотя бы ради меня!
Раньше у Маргариты никогда в течение всей ее жизни не возникало ощущения, что папа и мама больше любят не ее, а ее брата. Но сейчас, когда его уже не стало, ей почему-то показалось, что так оно и есть. Может, потому, что он был их первенцем, желанным ребенком, а она – так, случайное второе незапланированное зачатие.
Мать, как будто угадав ее мысли, вдруг оторвала свой прикованный взгляд от фотографии сына в траурной рамочке и с не присущей ей резкостью сказала: