– Не смей даже так думать, Марго! – и ушла в свою комнату, захлопнув за собой дверь.
Отметив в узком кругу сорок дней со дня смерти брата, Маргарита уже собиралась вернуться в Москву, как вдруг у ее отца случился инфаркт.
– Все, это конец, я чувствую это, дорогие мои, любимые девочки – лежа на больничной койке, не переставал утверждать Василий Савулиди. – Я хоть всю жизнь по понятным причинам и говорил, что в Бога не верю, а, на самом деле, очень даже и верю. Ты правильно сделала, Александра, что втайне от меня покрестила наших детей. ТАМ тебе это тоже зачтется! И в сны, и в приметы тоже верю, – совсем неожиданно для своих близких сознался во всем этом убежденный коммунист и партиец Савулиди.
– На днях ко мне во сне приходили мои родители с сестрой моей младшей убиенной, как будто звали меня к себе, понимаете? Видать, пришло мое время, отжил я свое, – и он отвернулся спиной к стене, чтобы жена и дочь не увидели, как он плачет.
– Нет, что ты, папочка, ты еще совсем не старый, куда тебе помирать, ну хоть ты ему скажи, мама! – Марго надеялась, что мать сейчас уверенным голосом произнесет такие нужные в этой ситуации слова, но почему-то она молчала, устремив свой взляд в никуда.
Поговорив с врачами, Александра уже знала, что, к сожалению, ничем нельзя больше помочь ее мужу.
– Только я вас очень прошу мои дорогие женщины, – Василию все труднее давались слова. – Держитесь вместе в жизни, пожалуйста, заботьтесь друг о друге до последнего. А ты, Марго, обещай мне, что не бросишь никогда одну твою маму. Никогда!
– Конечно, папочка, я ее никогда не брошу! – обливаясь слезами, пообещала ему дочь. – К тому же, мама не одна, у нее есть ты! Ее верный и любимый муж!
– Я старался, как мог, Сашенька, быть тебе хорошим и любящим мужем, а вам с Димкой – заботливым и щедрым отцом. – Савулиди как-то особенно пристально рассматривал своих женщин, как будто не мог никак напоследок насмотреться на них. Марго так похорошела за все то время, что он ее не видел, стала совсем взрослой женщиной, а его обожаемая и любимая жена, сломленная пережитым горем, не то чтобы постарела, а как-то поблекла в лице, взгляд потускнел, и волосы седые у нее появились. Жаль, что он не сможет больше быть ей поддержкой и опорой, вот и ему нужно уходить! Как она все это переживет, бедная его Сашенька!
– Только перед тем, как мы с вами очень скоро навсегда расстанемся, – продолжал прерывисто говорить Савулиди, – прошу вас, умоляю, простите меня, если когда-то обидел вас словом или делом. Видит Бог, не со зла я это делал! – И он вспомнил, как всю жизнь сильно ревновал ко всем свою красавицу-жену, как малодушно боялся, что из-за ее благородного происхождения его не примут в партию и он не сможет сделать карьеру, как не позволил из-за своей проклятой гордости поменять Марго фамилию перед поступлением в московский вуз, как не послушал жену и практически насильно заставил ее остаться навсегда в Советском Союзе, в этом маленьком провинциальном городке Батуми, в котором так и не смог воплотить в жизнь свою самую заветную мечту стать известным художником его обожаемый сын Дмитрий.
– Я давно тебя простила, дорогой мой! Прошу тебя, не терзай себя больше, тебе вредно волноваться! – Александра сидела у изголовья своего мужа и нежно, как ребенка, поглаживала его по голове.
– Я хорошо помню, что именно так поглаживала меня, маленького мальчика, моя мать в ту последнюю ночь, после которой их всех зарезали турки. Помню ее руки, такие же теплые и нежные, как у тебя…
– Все, хватит печальных воспоминаний на сегодня! – невольно услышав обрывки разговора, строго попросил вошедший в палату лечащий врач. – Прошу вас, пожалуйста, выйдите обе из палаты, товарищу Савулиди необходим полный покой!
– Мы завтра к тебе обязательно придем, папочка, не прощаюсь! – пообещала Марго.
На следующий день понтийского грека Вазилиса Савулиди, родом из турецкого Трапезунда, больше не стало. Весь город пришел на его похороны, Много хорошего было сказано в его честь, какой он был замечательный человек, отличный семьянин, честный и верный партиец, светлая ему память. После того, как все разошлись из их дома после поминок, мать попросила дочь оставить ее одну.
– Мамочка, я, конечно, оставлю тебя одну, как ты этого просишь, но ты мне должна пообещать, что ты в порядке. Тебе ничего не нужно? Может, накапать тебе еще немного успокоительного? – заботилась о матери Марго.
– Нет, доченька, мне ничего не нужно, иди в свою комнату, я позову тебя, если мне что-то понадобится.
Александра Юдина перешла из столовой в гостиную, завела свой старенький граммофон, поставив пластинку с «Всенощным бдением» Сергея Рахманинова.