– Почему, собственно говоря, вы меня об этом просите, уважаемая Нюра. У Сергея было много влиятельных друзей, позвоните и им. – Он рад был бы помочь, но ему для своей карьеры не хотелось вмешиваться в это более чем сомнительное дело.
– Вы все правильно говорите, Алексей Степанович, у Сергея Павловича и вправду много друзей, только все они не знали так хорошо Маргариту или просто видели ее мельком несколько раз. А вы с вашей милейшей супругой частенько бывали у нас. Общались с Маргошей и видели, как Сергей Павлович любил ее. Неужели вы можете хотя бы на секундочку предположить, что это Марго его убила, да еще и ограбила? Умоляю вас, Алексей Степанович, помогите ей, Марго нельзя в тюрьму, она там не выдержит, к тому же, у следствия нет никаких прямых доказательств ее виновности!
Боженов взял на размышление несколько дней, не обещая ничего конкретного Нюре.
Посоветовавшись со своей женой, знавшей Крамского и его первую жену, Марианну, еще до Второй мировой войны и очень их обоих любившей, решил поступить по совести и вмешаться в это дело. Конечно, если бы против Марго имелись прямые улики, то тогда Боженов пальцем бы не пошевелил, даже ради памяти своего друга. Но в этом на первый взгляд несложном уголовном деле предстояло хорошенько разобраться.
Фронтовой друг генерала Крамского Боженов переговорил со старшим следователем Стальным, попросив того как можно объективнее вести следствие по данному делу и, по возможности, побыстрее найти настоящих убийц.
– Ищем, товарищ замминистра обороны, ищем. Поверьте: работаем днем и ночью. Сам понимаю, что Маргарита Крамская вряд ли могла совершить это преступление, но необходимо найти хотя бы одно из украденных украшений. Оно-то нас и приведет к похитителям.
Загвоздка в том-то и была, что сроки, спущенные сверху на раскрытие этого преступления, все более сужались, а украденные украшения так и не находились.
«Замкнутый круг какой-то! Ни единого следа, ни на самой даче, ни около нее. Ни одного свидетеля, видевшего кого-то, кроме самого генерала Крамского, входящего в тот вечер в свой дом. Единственное, что видели соседи в тот трагический вечер – это машину Скорой помощи, припаркованную у другой генеральской дачи, и курящих около нее двух санитаров, – старший следователь МУРа наливал себе очередную чашку крепкого кофе. Какой божественный запах! Без этого тонизирующего напитка Борис Анатольевич вообще не мог работать, он для него, как допинг для спортсмена, без которого никаких тебе супер результатов по раскрываемости уголовных дел. – Нужно бы пойти поговорить с хозяевами той дачи, у которой стояла Скорая помощь. Так, на всякий случай, вряд ли это связано с нашим делом. Ребят моих необходимо еще раз поторопить, пусть лучше ищут эти чертовы украшения! Пусть всех московских барыг по-новому опросят, а украшения должны найти или хотя бы след от них! – Стальной смаковал каждый глоточек ароматного кофе, привезенного другом ему в подарок из Латинской Америки. – Маргариту жалко, она совсем в отчаянии. Не знаю уже на допросе, о чем ее и спрашивать?! Никакой новой информации! Но презумпцию невиновности пока еще никто не отменял. Надо искать и еще раз искать!»
Пропадая целыми днями на работе и возвращаясь довольно часто заполночь, Стальной давно обещал своей жене Лидии провести вместе с ней субботний вечер.
– Хорошо, Лидушка, в эту субботу, «зуб тебе даю», проведу весь вечер с тобой! Куда ты на этот раз меня поведешь? – Борис Анатольевич не любил так называемые тусовки, открытие всяких там выставок, закрытых показов кинофильмов и другой, как он считал, чепухи: лучше посидеть в свое удовольствие в каком-нибудь уютном кафе, послушать музыку. Так нет, жена обязательно потянет его на люди и одеться в выходной костюм обязательно заставит. Придется стерпеть, раз уж обещал, что не сделаешь ради любимой женщины!
– Боричка, нас пригласила на открытие персональной выставки Зинаида, жена известного московского скульптора Нежданного. – Лидии Стальной очень льстило, что ее официально приглашали на такого рода мероприятия. Кто же не знал в Москве скульптора Нежданного, сделавшего себе творческую карьеру благодаря ваянию бюстов членов политбюро.
Борис Стальной считал скульптора бездарным выскочкой и творчество его не уважал.
– Иду на эту выставку только ради тебя, дорогая, ты же знаешь, мне не нравится его творчество. Но только прошу тебя, Лида, давай пробудем там часок, не больше, а потом пойдем куда-нибудь поужинать.
На персональной выставке Нежданного старший следователь МУРа Стальной пробыл не то чтобы часок, а всего пятнадцать минут, ровно до того момента, когда поздоровавшись с женой скульптора, Зинаидой, увидел на ней сверкающее драгоценными камнями украденное ожерелье первой жены генерала Крамского. Он сразу вызвал по телефону своих оперативников и, подойдя к виновнику торжества, почти шепотом, так, чтобы никто из присутствующих ничего не услышал и не узнал, извинился за то, что вынужден на некоторое время отвезти его жену Зинаиду к ним на Петровку для дачи очень важных для следствия показаний. На такое, вовсе не присущее Стальному, деликатное поведение Нежданный разразился возмущенной тирадой в адрес самого следователя МУРа и в адрес той государственной структуры, в которой тот имеет несчастье служить. При этом на повышенных тонах угрожал Борису Анатольевичу, что у него большие связи на самом верху и что ему даром это с рук не сойдет!