Отлично работала трогательная повесть об обете целомудрия, принятом верным ронином в память о погибшем господине. Ничто так не распаляет женщину, как мужская неприступность. «Я всегда очень любил любовь и считался в ней мастером, — отрешенно говорил одинокий ронин, — но на похоронах господина поклялся никогда больше не радовать своей плоти чувственными удовольствиями, даже с самой ослепительной красавицей. (Тут обязательно следовал восхищенный взгляд на собеседницу.) Нарушить обет для меня — все равно что погубить свою душу». Какая же дама после таких слов не захочет проверить, готов кавалер ради нее погубить свою душу или нет? Сами соблазняли и даже уговаривали. Маса некоторое время противился, но сила Красоты оказывалась сильнее Долга.
Правило третье: коли ты японец, живущий в западном мире, делай ставку на женщин, которые возбуждаются от необычного, от экзотики. Маса заделался сугубым, выражаясь по-украински, щирым японцем. Вместо пиджака и брюк стал носить кимоно, обзавелся веером, голову обрил на манер Будды, освоил таинственно-восточную, как бы обращенную внутрь себя улыбку. Любительницы экзотики клевали на него, как красноперки на мотыля. Дальше — просто. Потихоньку выбираешь леску, поддерживая в рыбке градус любопытства: открываешь всё новые и новые грани своей необычности. Здесь у Масахиро Сибаты имелся большой арсенал. Завершающим ударом обычно становился доверительный рассказ о мистическом знаке — маленьком красном драконе в точке тандэн. (Была у Масы такая татуировка — всю жизнь, черт ее знает откуда.) «Где это — точка тандэн?» — разумеется, спрашивала бедная пчелка. «На два дюйма ниже пупа», невозмутимо отвечал ронин (не будем забывать, давший обет целомудрия). После долгих уговоров давал взглянуть «одним глазком», а от татуировки и до мужского корня недалеко. За долгие годы красный дракон притащил Масе немало добычи. Хозяин волшебной рептилии всегда думал, что именно для этого загадочная татуировка ему и ниспослана. Но теперь, в нынешнем своем возрасте, на высоком дане Кодоку-дзюцу, прозрел: смысл дракона совсем в другом.
В японском бестиарии есть десять существ, традиционно покровительствующих тому или иному магистральному направлению жизни. Обычно человек сам решает, какой из этих знаков поставить несмываемой печатью на свою кожу, а у Масы выбора не было. Герб красовался на нем с младенчества, и может быть даже являлся не татуировкой, но родимым пятном (вот было бы интересно!).
Восемь символических существ — земные: Черепаха Камэ знаменует мудрость; Бабочка Тёхо — безмятежность и семейное счастье (поэтому ею любят украшать себя женщины); Карп Кои — преодоление трудностей, поскольку эта упрямая рыба норовит плыть против течения; Кошка Нэко — процветание; Журавль Цуру — удачливость; Лягушка Каэру — неуязвимость в жизненных странствиях, ибо глагол «каэру» значит «благополучно возвращаться»; Барсук Тануки — творческий поиск, ведь этот зверь отличается озорством и непредсказуемостью (когда-то, в юности, у Масы была такая кличка); Лев Комаину — разумеется, обозначает силу.
И только два зверя — фантастические, каких в природе нет: Феникс Хоо и Дракон Тацу. Они противоположны. Феникс олицетворяет душевный покой и ведет человека к умиротворению, просветлению — это явно не карма Масахиро Сибаты. Ему по дороге с драконом, покровителем героев и одиночек, следующих особенным, ни на что не похожим путем. Ну и потом, одно дело, если у мужчины в низу живота какая-то лягушка или рыба — и совсем другое, когда гордо предъявляешь избраннице красного дракона.
С миссис Тревор впрочем до дракона пока еще было далеко. Одинокий ронин ухаживал за ней всего второй день и пока еще только добрался до драматического повествования о родителях.
— Видите вон ту дальнюю скалу? — кивнул Маса на первый попавшийся утес, прилепившийся на краю мыса Кэндзаки. Позатуманил глаза, потом вовсе прикрыл. — Я уже говорил вам, что я происхожу из старинного рода якудза, который обитал в этих краях, когда Иокогама была всего лишь рыбацкой деревней. Моего отца звали Рюдзо Сибата...
В юности он рассказывал эту байку бессчетному количеству девушек, всякий раз показывая на скалу или обрыв, какие оказывались неподалеку.
— Он почти не выходил из тюрьмы. На левой руке у него оставалось всего два пальца. Однажды — мне было три года — отец бежал из темницы и спрятался вон на том маяке. Мать отправилась к нему на свидание, захватив с собой меня. Но убежище окружили сёгунские стражники. Сдаться отец не захотел, он был гордый человек. Они с женой предпочли уйти из жизни. Родитель ударил матушку ножом в сердце, а потом перерезал себе горло. На сына рука у него не поднялась, он смог лишь сбросить меня в море. Но я не утонул, стражники вытащили — уж не знаю, к добру или к худу...