Ведь тогда, смотря на дневной город, спешащих людей, все казалось таким ужасным, почти нерешаемым. Все проблемы были тогда слишком велики, и мне казалось, что я один не смогу с ними справиться. И вот на крышу зашел Ваня. Для меня он был лишь привычным свидетелем моих проблем, которому плевать на все, который хочет лишь зрелищ в виде чужой боли и ничего большего. Он был младше меня – я мог отличить школьника от студента, хоть сам в эти критерии и не вписывался. В тот день он не только не послал меня в ответ, но и помог. Не дал сделать тот роковой шаг в пустоту. Выслушал, помог с жильем, дал мне… надежду.
А его реакция на мою ориентацию меня и вовсе удивила. А точнее – ее отсутствие. Не было истерик или отвращения. Простой кивок и очередная улыбка.
И за все это я был ему благодарен. Тогда это было единственным чувством, привязывающим меня к этому странному, слишком уж дружелюбному парню. А потом благодарность сменилась привязанностью и симпатией. Мне стало интересно все: его семья, интересы, страхи. Я с интересом выслушал о нем у его сестры, наблюдал, как он мило бормочет во сне, как злится, когда я в очередной раз просто подшучивал над ним. Он мне просто понравился.
А потом эта СМС-ка от Маши про дачу. Мне захотелось узнать еще одну маленькую деталь его жизни – о чем я немного пожалел. Мне было стыдно за то, что я заставил его смотреть на пугающий лес, было страшно смотреть, как он широко раскрытыми глазами уставился на пыльное пианино, как судорожно сжимает подушку, хрипя слова извинений и просьб о спасении от крови. Я пожалел, что был слишком напорист.
А еще этот минет в кинотеатре… До сих пор не знаю, что на меня нашло. Но ведь после этого Ваня стал таким забавным. Краснеет, когда я говорю о его «ненатуральности», отводит глаза, огрызается на любой подкол. Все это ясно дало мне понять, что парень просто сам боится своих желаний и своего влечения.
И то, что сегодня он увидел меня в душе, видимо, окончательно его добило. Он выглядел так соблазнительно в своей нерешительности, в нежных поцелуях. Да, мне понравилось – хоть он был и неопытен. Но все же это было очень интересно – добиваться своей цели, получая еще и такую приятную награду.
В общем, то, что сейчас он почти убежал в душ, не стало для меня обидным. Скорее наоборот – показало то, что мальчишка понял, что хочет меня. В конце-то концов, не каждый день ты спишь с парнем, верно?
Звук льющейся воды постепенно стих, оставляя место немного неуютной тишине, прерываемой лишь нашим шумным дыханием. Поясница слегка болела, как было всегда после секса, как бы хорошо я ни был растянут. А Ванина сперма начала медленно вытекать из меня, что было не очень-то приятно.
- Иди, – смущенно кинул мне Ваня, почти выбегая из душевой.
Какой он… милый.
Медленно встаю и уже второй раз за последние полчаса вхожу в душевую, так и не удосужившись закрыть шторку. Горячая вода приятно расслабляет, стекая по телу. А на лицо сама собой наползла счастливая улыбка. И пусть это глупо – думать скорее сердцем, чем мозгами… Но мне на самом деле очень хорошо. Но привязываться к кому-то страшно. Ведь нет гарантии того, что меня не используют в очередной раз?..
POV Вани
Почти голым, я быстро добежал до дома, чуть ли не выбив дверь. Сумка с моими вещами сиротливо лежала у кровати, даже ни разу не открытая мной. Начинаю судорожно ворошить все ее содержимое и наконец вытаскиваю штаны и еще одну водолазку.
Руки трясутся, а в голове пугающая пустота. Онемение. Мысли ползут со скоростью улитки, оставляя сознание поразительно чистым и пустым для страха. Осознание содеянного пришло, еще когда я стоял в душе. Оно длинным раскалённым лезвием ворвалось в сердце, принося презрение. К самому себе. К тому, что я только что сделал, и к тому, что я позволил сделать. Было так страшно. Я – гей. Эта мысль была самой рациональной и чистой из всего того хаоса, что сейчас творился внутри. А ведь почему-то я подумал об этом только сейчас…
Руки сжались в кулаки, пока не побелели костяшки пальцев. Меня мелко трясло от страха. А что, если это так? Что, если я не смогу спать с девушками?.. И у меня не будет детей? Я не смогу покачать на руках собственного малыша… А что мне скажут мать с отцом? Общественность… Сейчас я просто ненавидел сам себя. Призирал и осуждал одновременно. Хотя был ли смысл осуждать, если все уже сделано и этого не вернуть. Можно ведь просто… забыть об этом.
Я медленно осел на пол, становясь перед сумкой на колени. Кожа быстро покрылась мурашками от холода, и теперь у меня начали стучать зубы. Обхватываю себя руками за плечи, будто стараясь сжаться. Не выходит.
Так странно… Противоречивое чувство некой призрачной эйфории – счастья и ненависти. Кровь в жилах будто холодеет, а судороги, проходящие по телу из-за ледяного пола, делают тело неподвижным. Громко вдыхаю воздух, потому что чувствую, что задыхаюсь. Внутри все тоже холодеет, поэтому кислород кажется раскаленным. Очередной вдох, выдох… Меня трясет так, что я буквально не могу контролировать руки. Ладони сжимают плечи с такой силой, что на коже начинают гореть следы от ногтей. Сейчас эта боль не имеет значения. Мне так страшно, что я не чувствую ее.
- Вань, все нормально? – слышу сзади тихий Костин голос.
Сил поворачиваться нет, а из горла вырывается очередной хрип вместо вдоха. От кислорода начинает кружиться голова, и я сжимаюсь пополам, так и не отняв ладони от плеч. Рот безвольно открывается, не издавая ни звука. Кажется, что я кричу что-то, прошу ответить на банальное «почему» и «как», а в ушах – тишина, нарушаемая лишь предательским воем ветра.