— Дело не в деньгах, а в социальном положении человека. Ты занимаешь явно не свое место, а кто-то другой в это время занимает твое. Потом не так-то просто будет вернуть его. Я считаю, хватит делать глупости.
— Значит, платить там будут все-таки меньше, чем в палатке. Мама, знаешь, чем я занимаюсь на своей теперешней работе?
— Это ты прекрасно знаешь, что я и думать об этом не желаю! — рассердилась Мария Федотовна. — Ты не задумывался о том, что позоришь своего отца, профессора, меня, скажем так, не последнюю в этой стране журналистку?
— Ты ошибаешься, мама. — Сергей был спокоен. — Так вот, я сижу в палатке и продаю людям то, что им нравится. Хотят — покупают, не хотят — не покупают. Я никого ни в чем не убеждаю. А в твоих «Московских новостях», да и во всех других газетах, я вынужден буду оболванивать народ. Хвалить одних и поливать помоями других, теперь это делается уже без всякой логики, на уровне «дурак — сам дурак». Притворяться, что я пламенный демократ или пламенный противник так называемых демократов, плясать под чью-то дудку. А мне — плевать на них всех, понимаешь, мама? Они все — дерьмо, до которого мне нет никакого дела. Ну нет мне до них дела, пусть хоть голыми по Кремлю бегают или на рельсы ложатся. Я, как Бегемот, помнишь: «Никого не трогаю, починяю примус».
— Ох, дорогой мой, ты рассуждаешь, как типичный обыватель, лабазник. В стране грандиозные перемены, каких, может быть, мир не знал, а ты спрятал голову и знать ничего не желаешь! Люди из сил выбиваются, защищая демократию, а ты… Мне стыдно за тебя, сын!
— Мир всякое знал, — усмехнулся Сергей. — Люди из сил выбиваются, теплые креслица себе выцарапывая. Если нет — они просто дураки. Вспомни, мама: «За царя, за Отечество, вперед!» — понеслись вперед. «За Родину, за партию, вперед!» — помчались вперед. А потом что? Царь и партия, элита, конечно, попивают водочку и коньячок, икоркой закусывают, а толпы несчастных калек бродят по стране, милостыню просят. Да и те, кто живы остались, побежденным завидуют. Что же ты мне предлагаешь: драться за креслице или завидовать побежденным?
— Послушай, балбес, — засмеялась мать, — если уж ты ненавидишь политику, иди в аспирантуру. У тебя красный диплом, поступить — не проблема. Ты ведь тупеешь в своей коммерческой палатке!
— А что, если я влюбился, мама?
Мария Федотовна подошла ближе, присела на валик кресла.
— Интересно послушать, в кого же? Ну давай выкладывай, надеюсь, это не какая-нибудь неграмотная торговка?
— Она простая деревенская девушка, — с притворной скромностью сказал Сергей, — торговать не умеет, но я учу ее потихоньку.
— Твоя новая напарница, что ли? А Лариса? У нее уже есть мнение по этому вопросу?
— Спроси у Ларисы. Да нет, мама, это я пошутил.
— Странные у тебя шутки, — покачала головой Мария Федотовна. — Я прошу тебя, Сережа, всерьез подумай об аспирантуре.
— Я уже подумал и решил, что лучше темы для грядущей диссертации, чем «Дело Горбачева — Ельцина живет и побеждает» или «Торжество демократии в России», не придумаешь. Представляешь, как будут завидовать Поповы да Яковлевы? У них же диссертации — о торжестве советской власти!
— Ты утомил меня больше, чем целый день в редакции, — вздохнула она. — Иди ужинать и, пожалуйста, не расстраивай папу, он неважно себя чувствует.
После ужина Сергей вернулся в свою комнату, сел в кресло и снова стал думать о Наташе. Так что же является причиной этих нескончаемых мыслей? Жалость? Девчонка-то, действительно, как прекрасный цветок на тротуаре. Ее нужно защитить, помочь, иначе — изомнут, затопчут. Нельзя этого допустить, он нужен ей, он должен быть рядом. Наверное, все дело именно в этом. Хотя кто его знает…
Сергей взглянул на часы: восемь вечера. Что она делает, одна в общежитии? Читает «Анжелику»? Он принес ей несколько книг. Или пришли пьяные поэты и забавляют ее дурацкими стихами? А может, скучает? Вспоминает о своем цветущем поселке? Она так много рассказывала ему о своем Гирее в последние дни, когда они вместе сидели в палатке. А что он делает здесь, дома? Восемь вечера, еще ведь не поздно навестить ее! Черт, какой же предлог придумать?
Или заявиться без предлога? В первый раз, что ли? Да нет, выгонит, подумает что-то плохое, обидится. Нет-нет, нужен предлог. Можно отнести ей учебник английского. Она ведь в институт собирается поступать, вот пусть учит, пока есть свободное время.
Сергей надел свитер, куртку, сказал матери, что пойдет прогуляться. Он обувал кроссовки в прихожей, когда в дверь позвонили. Сергей открыл — перед ним стояла невысокая блондинка в распахнутой дубленке. Черная эластичная, очень короткая юбка обтягивала полные бедра и почти не скрывала аппетитные, стройные ноги в черных ботфортах. У нее было симпатичное лицо, волосы стрижены коротко, лишь нос, пожалуй, был длинноват.
— Лариса… — удивился Сергей. — Что-нибудь случилось?
— Да вот, — растягивая слова, сказала гостья, — решила узнать, почему ты не звонишь мне целую неделю уже.
— Это бывает, я то звоню, то не звоню, все зависит от настроения и свободного времени. В последние дни жутко много работы, поэтому и не звоню.
В прихожую вышла Мария Федотовна, поздоровалась с Ларисой, но не ушла в комнату, а с интересом наблюдала за разговором молодых людей.
— Так уж занят, что и позвонить не можешь? А сейчас куда собрался?
— Нужно приятелю занести учебник английского языка, он в институт собирается поступать.
— Издеваешься? Все твои приятели давно уже получили высшее образование.
— А этот немного задержался в своем развитии и теперь бурно прогрессирует. Нужно помочь.
Мария Федотовна не могла сдержать улыбку, слушая сына.
— Ну так завтра отнесешь или послезавтра. — Лариса не могла понять, шутит он или говорит всерьез. — За один вечер он все равно не выучит английский. Да ты что, Сережа, правда, что ли, собираешься убежать? Ты хоть соображаешь, что делаешь? Давай посидим, поговорим, музыку послушаем.
— Рад бы, да не могу, не могу, извини, Лариса. — Сергей торопливо завязывал шнурки. — У него строго рассчитанная программа, если сегодня не начнет, к экзаменам не успеет выучить. Ну, пока, рад был тебя видеть. — Рывком распахнул дверь и, не дожидаясь лифта, помчался вниз по лестнице.
— Мария Федотовна, что с ним? — обиженно надулась Лариса. — Я просто не узнаю Сергея.
— А ты как думаешь?
— Что думать, Мария Федотовна? Разве поймешь, когда он всерьез говорит, а когда дурачится? Но сегодня он вел себя, извините, просто неприлично. Я пришла, а он даже поговорить со мной не захотел, убежал. Раньше он никогда так не поступал. И всю неделю не звонил…
— Лариса, дорогая. Ты бы меньше обижалась, а больше действовала, если, конечно, хочешь быть вместе с Сергеем. Кстати, я этого хочу. Но навязывать ему свое мнение не собираюсь. Это приведет к прямо противоположному результату.
— Он что, увлекся другой женщиной? — нахмурилась Лариса. — Спасибо, Мария Федотовна, я постараюсь разобраться в этом вопросе. Передайте ему, я очень огорчена. Всего доброго!
В просветах между тучами сверкали яркие весенние звезды. Наташа и Сергей неторопливо шли по аллее сквера, расположенного неподалеку от общежития Литературного института.
— Так зачем ты пришел? — допытывалась Наташа.
— Учебник тебе принес, английского языка, чтобы ты в свободное время готовилась потихоньку к экзаменам в институт.
— Я же тебе сказала, что в школе изучала немецкий! — засмеялась она. — Не нужен мне учебник английского.
— Почему бы тебе не выучить еще и английский? — усмехнулся Сергей — Два языка — лучше, чем один. К тому же английский считают международным языком.
— Из-за этого ты и приперся?
— Нет, — честно признался Сергей. — Просто захотелось вдруг тебя увидеть. Вот я и придумал причину. Как жизнь показала, не совсем удачную.
— А зачем ты хотел меня увидеть?
— Да я уже несколько вечеров только и делаю, что думаю: почему хочу тебя увидеть. И ничего не могу придумать. Просто хочу, и все. Может быть, я люблю тебя… не знаю.