— Ты настоящий капиталист, — усмехнулась Лариса. — Может, выпить предложишь даме?
— Почему бы и нет? «Амаретто» хочешь?
— Если можно, пожалуйста, джин с тоником. — Имеется у меня этот одеколон, — важно сказал Валет, довольный тем, что может выполнить даже такое странное желание женщины. — И разбавитель к нему. А я предпочитаю «Амаретто» — мое пойло. Ну вот что… — Взгляд его стал жестким. — Я пошел на кухню, там стоит мой холодильник, а ты раздевайся, укладывайся, готовься.
— Я думала, мы сначала поговорим, — растерялась Лариса. Не ожидала, что платить придется так скоро.
— Видишь ли, киска, — с грустью вздохнул Валет, опечаленный такой непонятливостью. — Я свое слово держу и прекрасно знаю об этом. А как с этим делом у других — не ведаю. Верить на слово людям в наше сложное время — идиотизм. Поэтому, чтобы не чувствовать себя потом дураком, поступаю очень просто: деньги вперед. И все довольны, все смеются.
— Хорошо, — вздохнула Лариса, расстегивая кофту. — Мне, пожалуйста, джина побольше, тоника поменьше.
10
Вчерашний вечер был ужасным. Сергей посмотрел в овальное зеркальце, которое вообще-то предназначалось для продажи, но Наташа повесила его так, что покупатели не замечали, а ей самой было удобно смотреться в него. Какой вечер был вчера, такой и вид сегодня: лицо опухшее, небритое, под глазами синяки.
Наташа чуть ли не в истерике заявила, что не желает и видеть его. Молчала, отвернувшись к окну в троллейбусе, а в общежитии, как только вошли в комнату, в джинсах (только куртку и берет сбросила, и сапоги) забралась под одеяло, сказав, что он может идти куда хочет.
Как ни пытался Сергей объяснить ей, что Лариса его совершенно не интересует, как ни старался убедить, что любит только Наташу, и это серьезно, на всю жизнь — ничего не получилось. Она повернулась лицом к стене и как онемела.
Сергей разозлился на Ларису, на весь мир и пошел к Вадиму. Просто необходимо было с кем-то поделиться своими трудностями, хотя бы рассказать о них, выпустить из души гнетущую тревогу. Вадим поставил на стол бутылку водки и внимательно выслушал своего приятеля. Потом поставил другую и стал утешать Сергея, конечно же, ругал последними словами Ларису, понимающе относился к Наташе и не сомневался, что скоро, завтра же все будет замечательно. Сергей будет снова счастлив с Наташей, и у него, Вадима, наверное, улучшится настроение.
Выполнив свою благородную миссию, он свалился на кровать и уснул. Сергей попробовал было вернуться к Наташе, но дверь оказалась заперта, на стук Наташа никак не реагировала. Пришлось вернуться к Вадиму, благо у него в комнате было две кровати.
Утром Сергей проснулся совершенно разбитым. Голова чугунная, руки и ноги деревянные. Хорошо, у Вадима нашлась бутылка пива, немного легче стало. Сергей снова пошел к Наташе, но она дверь не открыла, сказала, что теперь они будут работать поодиночке, через день, и сегодня — его очередь.
Пришлось ехать на работу одному. Первую половину дня верил, что ее поведение — не более чем упрямство. Обиделась и не желает с ним разговаривать. Посидит одна в комнате, подумает и приедет. А уж он постарается убедить Наташу, что Лариса хотела их поссорить и почти добилась своего. Глупо обижаться на то, что было когда-то, до их знакомства. Он любит Наташу, жить без нее не может, готов хоть сейчас идти в загс — что еще нужно женщине?
Но время шло, а Наташа не приезжала. Голова трещала все сильнее, настроение было — хуже некуда, и стали донимать совсем уж тоскливые мысли.
А что, если она разлюбила его? Почему? За что? Он ведь ни в чем не виноват перед нею? Что, если ей все равно теперь, что он делает, о чем думает? Он ведь и сам точно так стал относиться к Ларисе. Почему с Наташей не может произойти такое? Ох, как же долго тянулся этот рабочий день!
И как назло, торговля была очень бойкой. Покупали и то, что месяц без движения лежало на витрине. Пять спортивных костюмов и три китайских двухкассетника ушли за день, про шоколадные батончики, сигареты, зажигалки, напитки и прочую мелочь и говорить нечего. Опустела палатка, но Сергея это не радовало. Каждую проданную вещь следовало записывать в особую тетрадку. Авторучка выскальзывала из трясущихся пальцев, буквы и цифры прыгали, как акробаты в цирке…
Донимали вопросы досужих покупателей, которые уже не первый раз что-то покупали в их палатке: а где красивая девушка, которая здесь работала? А что с ней? Не заболела ли? Сергей сначала отшучивался, мол, уехала к бабушке в Нью-Йорк, а потом лишь раздраженно пожимал плечами. И злился: надо же, какие заботливые люди ходят по Калининскому!
Около пяти вечера, ожидая инкассаторов, Сергей приблизительно подсчитал выручку: получалось больше двухсот тысяч. С такой торговлей хозяева запросто могли не удвоить зарплату, как обещали, а утроить. Сергей твердо решил, как только сдаст деньги, закроет палатку и поедет в общежитие. Сил больше не было пережевывать тоскливые мысли.
Когда в боковую дверь постучали, он, не раздумывая, щелкнул замком. В палатку торопливо вошел невысокий крепкий парень в широких спортивных штанах, за ним, загораживая проход, — здоровенный верзила. Остановился в дверях, и тогда только Сергей увидел у него в руке пистолет с глушителем, направленный ему прямо в грудь.
— Только не рыпайся, козел, — прохрипел верзила. — Быстренько бабки на стол, и — лучше улыбайся. Дернешься — получишь пулю без предупреждения. Ну, давай работай!
Первый встал спиной к стеклу, но перед этим уверенно закрыл окошко, выставил трафарет с надписью «обед».
— Так вы… вы не инкассаторы?
— Бабки на стол, я тебе сказал! — злобно рявкнул верзила. — Шевелись, козел, некогда мне тут с тобой базарить.
— Да вы что, ребята, — растерялся Сергей, — мне же сам Валет гарантировал «крышу», я же ему плачу за это. Вы, наверное, ошиблись.
— Он Валет, а мы, может, короли, — хихикнул невысокий.
Верзила угрожающе ткнул пистолетом в сторону Сергея. А ведь мог и выстрелить. И выстрелит, если Сергей попытается включить кнопку сирены, или будет сопротивляться, или просто промедлит. Негромкий щелчок — и все. А их наверняка ждет машина где-то в арбатских переулках, смешаются с толпой — ищи ветра в поле!
Сергей пожал плечами, вытащил из небольшого железного ящика, стоящего на полу, полиэтиленовый пакет с деньгами, протянул верзиле. Невысокий выхватил пакет у него из рук. Верзила выпустил напарника из палатки, сам не торопился уходить и прятать пистолет под просторную кожаную куртку не спешил.
— Запомни, — медленно, чуть ли не по слогам, прошипел. — Я отваливаю, а ты считаешь до ста. Потом включаешь сирену. Если дернешься раньше, я тебя достану. Понял, козел?
— Я очень быстро считаю. — Сергей с вызовом глядел в маленькие, заплывшие жиром глазки. Только сейчас он почувствовал растущую в груди злость. — Ты хорошо бегаешь?
Верзила с ненавистью зыркнул на него, но ничего не сказал. Быстрым, уверенным движением спрятал пистолет и пошел прочь. Сергей в изнеможении опустился на стул, даже не пытаясь проследить, куда пошел грабитель, в какую сторону.
— Ну конечно, — с кислой улыбкой сказал он сам себе. — Ограбления мне только не хватало для полного счастья…
И с тяжелым вздохом включил сирену.
Конторы, как таковой, не было. Хозяин располагался в огромном складе на Можайском шоссе, за фанерной перегородкой. Он был настоящим хозяином, а не начальником, поэтому лично контролировал нескончаемый поток прибывающих и убывающих автофургонов, тут же распоряжался: что, куда, в каком количестве, в какое время. А может, и не хозяином был этот приземистый, мрачный азербайджанец лет тридцати пяти, а подставным лицом, но распоряжался здесь он, людей принимал на работу он и сейчас смотрел на Сергея налитыми кровью глазами именно он. Тетрадка с записью проданных товаров лежала на столе рядом с радиотелефоном.