— В общежитие Литературного института на улице Добролюбова.
— Ты студентка? Пишешь стихи?
— А если я прикажу вам молчать всю дорогу? Пистолет-то у меня. Не послушаетесь — буду стрелять!
— Будешь приказывать и стрелять, когда я позволю себе некорректные выражения или недостойное поведение. Так что, стихи?
— Да нет, я случайно там поселилась, временно. Приехала поступать в экономическую академию… и не поступила.
Незаметно для себя, слово за слово, Наташа рассказала ему о своей московской жизни почти все. Только о Сергее умолчала. И сама узнала, что владельцу шикарной машины тридцать четыре года, он коммерческий директор концерна «Сингапур», а зовут его Петр Яковлевич Нигилист. Услышав такую необычную фамилию, Наташа вспомнила школьный курс литературы, роман «Отцы и дети» Тургенева, уточнила, может быть, фамилия его Базаров, а кличка — Нигилист? Петр Яковлевич вполне серьезно заверил ее, что кличек у него никогда не было. Нигилист — такая вот необычная фамилия.
Когда машина плавно затормозила у дверей общежития, Наташа с удивлением обнаружила, что сумочка с пистолетом лежит рядом с ней на сиденье, а сама она вовсю жестикулирует обеими руками, забыв про меры безопасности.
— Убаюкали вы мою бдительность, Петр Яковлевич, возьмите свой пистолет. Я и забыла про него.
— Весьма рад, что ты не опасаешься меня. — Нос Нигилиста пару раз дернулся, похоже, это был знак хорошего настроения хозяина. — После того, что я узнал, ты еще больше понравилась мне, Наташа. Надеюсь, мы увидимся завтра, теперь я знаю, где тебя найти.
— Не боялись, что я могу выстрелить? Может быть, нечаянно? Или убежать с вашим пистолетом?
— Нет, не боялся.
— Послушайте, Петр Яковлевич, вы когда-нибудь улыбаетесь? — не выдержала Наташа.
— Зачем?
— Ну как зачем?.. — удивилась она. — Люди улыбаются, когда у них хорошее настроение, что-то приятное случилось в жизни. Это же странно: вы говорите, что я понравилась вам, а сами выглядите, как на похоронах.
— Когда у меня хорошее настроение, а это бывает лишь в том случае, если я доволен собой, я предпочитаю наградить себя красивой женщиной, или дорогой вещью, или поездкой, скажем, в Париж. Это гораздо эффективнее, чем скалить зубы.
— Выходит, сегодня вы решили наградить себя мною, так? — допытывалась Наташа. — И если не получилось сразу, надеетесь, получится потом. Верно я рассуждаю?
— Отчасти. Если бы ты оказалась женщиной легкого поведения, я наградил бы себя этой ночью, но так как ты оказалась очень серьезной девушкой, я награжу себя в скором будущем. Я женюсь на тебе. Это еще не окончательное решение, но весьма вероятное.
— Странный вы человек, Петр Яковлевич, и, наверное, несчастный, — от души пожалела его Наташа.
Нигилист опять задергал носом, на сей раз, похоже, ему не понравились ее слова.
— Завтра увидимся. Спокойной ночи, Наташа. Всего доброго.
Наташа недоуменно покачала головой: в жизни не встречала такого серьезного кавалера!
14
На следующий день, едва Наташа открыла окошко своей палатки и успела продать несколько банок пива и пару пачек сигарет, появился Нигилист в расстегнутом черном пальто, с тем же белым шарфом, один конец которого был закинут на плечо. Под пальто переливался стальным блеском костюм. Белая рубашка, красный галстук — бизнесмен! Когда он наклонился к окошку, Наташа заметила, что его светлые водянистые глаза подернулись красными прожилками, видимо, плохо спал ночью.
— Добрый день, Наташа. Я принял решение, нам нужно поговорить. Пожалуйста, запри киоск и пойдем ко мне в машину.
— Здравствуйте. — Она растерялась, не ожидала, что он заявится так скоро. — Но… я не могу оставить палатку, это не положено.
— Это займет всего несколько минут. Потом, я считаю, тебе не придется сюда возращаться. Эта работа не для тебя.
— Да кто вы такой, чтобы решать, для меня или не для меня? Я не хочу идти в машину, я работаю, я занята! Если хотите о чем-то поговорить, приезжайте в шесть вечера, когда я освобожусь. Что вы так смотрите на меня? И не дергайте носом, как будто здесь дурно пахнет.
— Наташа, я прошу тебя стать моей женой. У меня есть все для того, чтобы сделать тебя счастливой. Двухкомнатная квартира, где ты будешь хозяйкой, машина, деньги. Тебе не придется торчать в этом пошлом киоске и осчастливливать всякое быдло третьесортными товарами. Пожалуйста, запри это заведение, мы поедем знакомиться с моими родителями. Они ждут тебя.
— Ждут? Родители? Да вы что, совсем свихнулись, Петр Яковлевич? Поиздеваться вздумали?
— Я вполне серьезно. И еще. Очень мало людей обращаются ко мне на «ты», даже сослуживцы по прежней советской работе не позволяют себе этого. Ты — можешь. Пожалуйста, говори мне «ты».
Наташа посмотрела на него и неожиданно засмеялась. Это как же получается: Петя? Важный солидный начальник и с «мерседесом» — просто Петя? Петька? Анекдот, да и только!
— Не могу. Вы совсем не похожи на Петьку. — И снова засмеялась.
— Вовсе не обязательно называть меня Петькой. Можно, к примеру, так: Петр Яковлевич, ты правильно сделал, что решил на мне жениться. Повтори.
Кто бы другой сказал, непременно улыбнулся бы при этом, давая понять, что шутит. Петр Яковлевич был совершенно серьезен, только нос его пару раз дернулся, и Наташа поняла, что это знак удовлетворения сказанным. «Я уже по носу определяю его настроение», — подумалось машинально.
— Нет, Петр Яковлевич, спасибо вам… тебе за предложение, но это несерьезно. Мы ведь совсем не знаем друг друга. Так не делают.
— Кто так не делает?
— Ну кто, кто! Другие люди. Да все так не делают.
— Все меня абсолютно не интересуют. Если я так делаю, значит, это абсолютно правильно. Мы действительно мало знакомы, но мне этого вполне достаточно для того, чтобы узнать человека. И последнее, если ты все же опасаешься каких-то противозаконных действий с моей стороны, готов предоставить те же гарантии, что и вчера.
— Вчера было очень оригинально. Никто никогда не просил меня таким образом сесть в машину. Могла бы себе представить, что наставят пистолет и прикажут, но чтобы отдавать пистолет… Нет, Петр Яковлевич, вы… ты большой оригинал.
— Ты едешь со мной? Пожалуйста, не упрямься. Второй раз в жизни я делаю официальное предложение женщине.
— Что было в первый раз? — не удержалась Наташа от вопроса.
— Она отказала мне. Это было двенадцать лет назад. Именно столько я и думать не хотел о женитьбе. Но когда познакомился с тобой, вдруг понял, как это пошло встречаться с разными женщинами, видеть их глупое кокетство, притворство, хитрую игру. Все в этой жизни играют какие-то роли. Но когда женщина ради корысти играет страсть, используя банальные приемы, это отвратительно. Ты не такая, мне это ясно. Вот, пожалуй, и все.
— Я не могу оставить палатку в разгар рабочего дня. Люди поверили мне, доверили эту работу, я не могу их подвести.
— Ты — обязательный человек, и это прекрасно. Кто эти люди, которые доверили тебе этот убогий ларек?
— Начальника зовут Максуд Мамедович, а фамилия у него… — Она задумалась. — Кажется, Ибрагимов.
— Рагимов. Максуд Рагимов. Хорошо. Если начальник предоставит тебе недельный оплачиваемый отпуск на раздумье, ты, надеюсь, не станешь ему перечить?
— С чего это? — удивилась Наташа. — Я всего-то месяц, как работаю здесь, до отпуска еще десять месяцев.
— Хорошо. — Нигилист удовлетворенно дернул носом. — Я скоро вернусь. До встречи, Наташа.
Он исчез так же быстро, как и появился. Наташа закрыла окошко, выставила табличку «обед» и стала думать. Конечно, все это было странно, неестественно, подозрительно. Конечно, полюбить этого невероятно важного Петра Яковлевича… Нигилиста с длинным носом она вряд ли когда сможет. Но, с другой стороны, говорила же Ирка, что в Москве сколько угодно случается браков по расчету. Значит, это нормально? Нет слов, ездить в «мерседесе» очень приятно. Там и стереомузыка, и даже телевизор небольшой есть — чудо, а не машина. Если на такой приехать в Гирей, так все подруги от зависти в обморок попадают. А пистолет? Если она попросит — он не раздумывая подарит ей этот маленький серебристый пистолет, похожий на игрушку. Она положит его в сумочку и уже не будет никого бояться. Как это хорошо — чувствовать себя уверенно! Какой-нибудь негодяй вроде Валета крепко пожалеет, если захочет ее обидеть. Да и вообще, раз он такой богатый, она может иметь все, что захочет. И ведь не старый, не уродливый… как Жофрей де Пейрак.