— Хоть сто тысяч. Хоть миллион. Все это я представляю. Но то, что она охотилась за этим, — чепуха. Чушь собачья!
— А еще у него есть дом в Испании, на берегу моря.
— Спасибо, ты сообщила мне интересные сведения. Теперь все? Я не смею тебя задерживать.
— Как хочешь, Сережа, — обиделась Лариса. — Я не собираюсь тебя насиловать, навязывать свое общество. Просто помогла в трудную минуту. И не только тем, что дала деньги, но еще избавила тебя от деревенской хищницы. Подумай на досуге, что с тобой случилось бы, если б ваши отношения зашли далеко. Все-таки ты не совсем безразличен мне.
— Да, я знаю.
— Счастливо оставаться!
Лариса вышла, сердито хлопнув дверью. Сергей надел наушники, включил музыку. Он сидел в кресле с закрытыми глазами и видел лицо Наташи — смеющееся, грустное, восторженное. Оно было прекрасно. И слышал ее смущенный голос: «Сережа… ну что ты делаешь? Ну какой ты… ох, и зачем я все тебе позволяю?.. Но мне так хорошо с тобой, так хорошо, я больше ни о чем не мечтаю, ничего не хочу, совсем ничего, только бы ты был рядом всегда-всегда, правда, Сережа…»
«Да, Наташа, я всегда-всегда буду с тобой, помнишь, я говорил, что не уроню тебя? Никогда! Сам упаду, разобьюсь, а тебя удержу на руках. Потому что я люблю тебя, люблю мою Наташку, мою самую замечательную в мире девчонку, такую красивую, что глаз оторвать невозможно. И я ничего не хочу, только смотреть на тебя… Нет-нет, я не прав, я многого хочу, денег, всяких там дефицитов — для тебя, я буду много работать и все это добуду и положу к твоим ногам, а ты разрешишь мне смотреть на тебя и радоваться, что есть еще красота в этом мире…»
Сергей откинул голову на высокую спинку кресла, заскрипел зубами. Две слезинки застыли на его щеках.
Стойкий запах мужского пота ударил в нос. Лариса брезгливо поморщилась. Давным-давно ей довелось часа полтора сидеть в солдатской казарме, ожидая отца. Там был точно такой же запах, она его запомнила.
— Ты бы проветрил свою комнату, Валет, — посоветовала Лариса. — А то ведь так и задохнуться можно.
— Это исключено, — усмехнулся Валет. — Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.
— В каждом правиле бывают исключения. Ты никогда не задумывался об этом?
— Никогда. — Он самодовольно ухмыльнулся. — Ты, кажется, нервничаешь, детка?
— Не могу понять, зачем ты пригласил меня к себе? Что-то случилось? Какие-то проблемы с деревенской барышней?
— Если у нее и есть проблемы, нас они теперь не касаются. Петр Яковлевич Нигилист серьезный человек. На его фирму бывшие гэрэушники работают, нам до них далеко, милая моя. Его квартира имеет общий коридор с другой, однокомнатной, а там знаешь, кто проживает? Бывший капитан ГРУ. И знаешь, что он делает? Спрашивает, кто пришел. Это все, что я смог узнать, а большего и не нужно. Достаточно, чтобы понять: наша крошка в серьезных руках. Верно, милочка? Тебе, как всегда, джин с тоником?
— Если можно, «Кубанской», пожалуйста.
— Чего? — удивился Валет столь экзотическому желанию. — «Казачок», что ли? Я уже малость отвык от нашей. «Абсолют» есть, хочешь? С апельсиновым соком — высший класс.
— Не хочу. Так что у тебя за дело ко мне?
Лариса присела на кровать, закинула ногу на ногу, внимательно посмотрела на Валета.
— Дело личное, можно сказать — интимное. Дальше ты можешь и сама догадаться.
— Я тебе ничего не должна.
— Да кто его знает, должна или нет. Это ж такое дело, без бутылки не разберешься. — Валет сел рядом, обнял ее за плечи, внимательно посмотрел в глаза и стал неторопливо расстегивать кофточку. — В тот, последний раз, ты была обалденной бабой, и я подумал: а почему бы нам с тобой не повторить этот смертельный номер? По-моему, я для тебя все сделал классно, вполне могу рассчитывать на премиальные.
— Ты, похоже, спутал меня с «ЗИЛом» или с овощным магазином. Это там, если выполнил задание, получаешь премиальные. А у нас был договор и оплата, предварительная. О чем речь, Валетик?
— О том, что я балдею, когда вспоминаю тебя.
— Но ты ведь знаешь, кто мне нравится. К сожалению, не ты.
— Плевать мне на эти сопливые дела. Он же пока и не смотрит на тебя, ни на что не претендует, значит, и обижаться не будет. Сейчас ты свободная, крошка. Ну, кончай выпендриваться.
— Если ты позвал меня только за этим, то зря время потратил. Свободна я или нет — сама как-нибудь разберусь. Убери свои лапы. — Лариса спокойно взяла руку Валета, опустила ее на кровать.
— Такая ты мне еще больше нравишься, — усмехнулся Валет и уверенно положил руку ей на колено.
— Хочешь иметь неприятности? — Взгляд Ларисы стал жестким.
Но Валет не испугался и руку не убрал с ее колена.
— Знаешь, крошка, я ведь и сейчас работаю на тебя. А кому охота трудиться забесплатно?
— Интересно, — покачала головой Лариса. — Продолжай.
— С удовольствием, — откликнулся Валет, и рука его стремительно скользнула под юбку.
— Не то продолжай. О работе своей на меня расскажи. Что же ты делаешь такое, о чем даже я не знаю?
— Молчу.
— И все? — удивилась Лариса.
— И все, — подтвердил Валет. — Я понимаю, ты надеешься скоро захомутать Серого. Ничего против не имею. Но представь себе, вдруг он нечаянно узнает о всех деталях твоего плана…
— Шантажируешь?
— Да нет, просто предполагаю. Узнает он, и плакали твои денежки и все надежды. Ничего не останется у красивой девочки Лариски. Но если она будет дружить со мной, все будет о'кей.
— Скотина! — Отвращение исказило лицо Ларисы. — Мы ведь договорились, что я с тобой расплатилась полностью. Негодяй! Посмей только…
Валет повалил ее на кровать, рывком задрал короткую юбку и отстранился, любуясь молочной белизной ног.
— Классно… Не думаю, что вооруженное ограбление стоит всего два вечера с такой дамой. Ты согласна? И я согласен. Еще пару раз, и мы в расчете. Клянусь. Ну? Ну?!
— Бандит! — Лариса сбросила туфли.
— Ты пока готовься, а я схожу на кухню. «Кубанской» нет, тебе джин с тоником?
— Джин без тоника! — прошипела Лариса.
3
Наташа лежала, раскинувшись, совершенно обнаженная, черные волосы разметались по подушке. Она чувствовала, как он целует ее, всю — от мочек ушей до кончиков пальцев на ногах. Каждое возбуждающе-нежное, щекочуще-сладостное прикосновение горячих губ заставляло ее тихонько постанывать. И не было в этом ничего стыдного, не хотелось прикрыться, защититься от жадного взгляда. Он не был чужим, этот взгляд, и жадность его была приятна. Не только жадность, но и неподдельный восторг светились в глазах, когда он смотрел на нее. И губы его шептали ласковые слова, такие же щекочуще-сладостные, как и поцелуй. Такая сила была в этих словах, что, казалось, тело ее вот-вот поднимется над кроватью и будет парить в воздухе, как белое весеннее облако в синем небе. И с ее губ срывались ответные ласковые слова благодарности за несказанное наслаждение. Их невозможно было повторить потом, когда это кончится и другие, обычные заботы отвлекут ее внимание. Слова рождались в торжествующей, ликующей душе и остывали, постепенно превращаясь в самые обыкновенные глупости. И руки ее тянулись к нему, гладили, ласкали, царапали крепкое, мускулистое тело, судорожно притягивая его к себе — ближе, ближе, чтобы слиться воедино, но он вдруг уходил, уходил, не доставив ей наивысшего наслаждения, оставив ее биться в холодной постели, как белую птицу, попавшую в силок. Гримаса боли, невыносимой боли исказила его лицо, и таким холодом веяло от укоризненного взгляда, что застывала она в белых простынях, превратившихся в снег. Только губы продолжали звать:
— Сережа… Сережа… Сережа…