«Надо же, о чем он стал думать!» — Радостно улыбнулась мужу и побежала на кухню готовить ужин.
— Ну что, написала?
Она сидела в комнате Ирины и с нетерпением ждала, когда подруга закончит письмо родителям. Как только Нигилист позвонил и сказал, что Шеваров дал добро их поездке в Гирей, Наташа тут же собралась и в сопровождении Ратковского помчалась в общежитие к подруге.
— Написала. Передашь родителям, скажешь, что все у меня нормально, домой приеду, наверное, через две недели. Завтра последний экзамен, а потом улетаю с творческой бригадой в Иркутск.
— Зачем?
— Выступать. Показывать сибирякам свое искусство. Будем давать по несколько концертов в день. Такой напряженный график очень полезен, вырабатывает профессиональное отношение к своей работе.
— Ты какая-то очень серьезная и даже грустная, Ирка. Бубнишь, как на собрании, прямо мой Нигилист.
— А ты сияешь, как медный таз. Неужели так счастлива со своим миллионером?
— Всякое бывает. Больше приходится терпеть. Но сегодня у меня отличное настроение, правда. Как представлю: приезжаю я в Гирей на «мерседесе», и все смотрят, глаза круглые, головами качают… Ну? Разве это не здорово, а?
— Наверное, здорово, — вздохнула Ирина. — Ты правду сказала, что повсюду ходишь в сопровождении телохранителя, или пошутила?
— Посмотри в окно. В черной кожаной куртке, белобрысый, коротко стриженный. Его зовут Олег Ратковский. Выйду от тебя, он поймает машину и отвезет меня домой.
— Ну и ну! — покачала головой Ирина. — Кто бы мог подумать!
— Ты-то сама чего раскисла? Двоек на экзаменах нахватала?
— Да нет. Я, правда, не круглая отличница, как ты, но всегда училась и учусь на «четыре» и «пять».
— Влюбилась, наверное?
— Только не это! Я теперь на мужчин и смотреть не могу.
— Тебя кто-то обидел, — догадалась Наташа. — Ну, расскажи, что случилось, может, помогу тебе. Расскажи, Ирка.
— Ох, Наташа, — вздохнула Ирина. — Даже не знаю, как об этом рассказывать. Отвратительная история. Помнишь, я говорила тебе, что получила предложение сыграть в одном фильме?
— Помню. Любовницу бандита.
— Ну, вот я и согласилась. Интересно было, и потом, попадала в картотеку «Мосфильма», в поле зрения режиссеров, можно было надеяться на другие приглашения. Согласилась. Думала, если я настоящая актриса, должна уметь сыграть любую роль. Доказать всем и себе, что могу.
— Не доказала?
— Это был такой ужас, Наташка, хуже не придумаешь. Снимал фильм режиссер Барсуков, недавний наш выпускник, команда у него — молодые ребята. Фильмы делать не умеют, но гонору — хоть отбавляй. Нашли спонсора и решили удивить мир. Но когда начали съемку, забыли и о гоноре, и о великих замыслах. Раздевали всех женщин, которые там играли, и просто… издевались. Делали, что хотели. Когда на меня залез парень, который играл бандита, они даже не подумали свет пригасить, наоборот, еще ярче сделали. А потом этот зараза Барсуков говорит: нет, темперамент не тот, сейчас я покажу тебе, как надо работать. Я, конечно, отказалась. Еще и Барсуков ляжет на меня, будет показывать, как нужно правильно! Ему, конечно, не понравилось это, на следующий день в сценарии все изменилось. Бах-бах, меня убили — и привет. Свободна. По сути дела, изнасиловали и выгнали. А в фильме осталась лишь сцена полового акта. Никакой игры. Вот тебе и снялась в кино, вот и заявила о себе.
— Скоты! — Наташу передернуло. — Надо же, какие подлецы! По сравнению с ними мой Нигилист просто паинька. Слушай, Ирка, а ты в суд на них подай.
— Какой там суд! — махнула рукой Ирина. — Я же все бумаги сама подписала, мол, сценарий читала, со всем согласна, претензий никаких не имею и не буду иметь, все права принадлежат им… Я теперь не могу даже потребовать, чтобы они сцену ту мерзкую из фильма вырезали. Знаешь, что скажут? Мы деньги вложили, это наша собственность. Такие дела…
— Даже не знаю, чем тебе помочь, — пожала плечами Наташа. — Если сама такие бумаги подписала… Да ты хоть думала, что делаешь? У других спросила бы, как это бывает!
— А кто тебе скажет, каким способом имя себе сделал? Никто. Все это тайна, Наташка, ужасная тайна. Знаешь, мне до сих пор тошно. Стыдно на глаза родителям показываться, поэтому и собралась в Иркутск.
— Я ведь тебя предупреждала, говорила тебе: ни в коем случае не соглашайся на эту роль. Ты же только на первом курсе учишься… У тебя все впереди. И куда спешишь? Да будут еще у тебя разные роли, будут приглашать, а ты выберешь, что тебе нравится.
— Плохо ты знаешь наш мир, Наташка. — Ирина печально усмехнулась. — Чтобы тебе роли предлагали, нужно где-то показаться; чтобы где-то показаться, нужно кому-то ни в чем не отказывать. А чтобы так жить, нужно знаешь кем быть?
— Раньше ты спокойно об этом рассуждала.
— Так ты же знаешь, как у нас: пока гром не грянет, мужик не перекрестится. И бабы тоже, — горько усмехнулась.
— Да ты не отчаивайся. Я скажу Владимиру Ивановичу, что у тебя все замечательно, учишься хорошо, в спектаклях так играешь, что начальство на коленях упрашивало тебя поехать в Иркутск и повыступать там, а то ж без тебя Щепкинское училище вроде как самодеятельность из какого-то ПТУ.
— Не вздумай про фильм брякнуть.
— Не переживай, сама понимаю. Ничего, Ирка, не грусти. Все это забудется. Вот станешь знаменитой артисткой, будешь вспоминать это, как смешной случай. В конце концов сама согласилась. Да, наверное, и не одна ты такая.
— Ты про себя-то расскажи. Неужели все так просто, ни сучка ни задоринки?
— Да что ты! Будь у меня хоть какой-нибудь свой угол, комната в общежитии, я бы послала Нигилиста знаешь куда? Но нет же ничего. Можешь себе представить: денег куча, покупай все, что хочешь, ешь все, что душа пожелает, хоть одной икрой питайся, как в фильме «Белое солнце пустыни», помнишь? А тоска такая — прямо иногда выть хочется!
— Этого я представить себе не могу, — покачала головой Ирина. — Он что, очень уж требовательный? Я имею в виду — в постели и все такое?
— В постели я нужна ему минуту-другую пару раз в неделю, — усмехнулась Наташа. — Кажется, я начинаю понимать истинных бизнесменов, по-настоящему богатых людей. Они одурели от денег. Ни о чем больше думать не хотят. Вроде как у нас по субботам сидят мужики и режутся в карты летом возле чьего-то двора. Ты видела их лица, когда кто-то выигрывает, а кто-то проигрывает? Почти сумасшедшие. Подойди в этот момент, скажи: пойдем, дорогой, погуляем — он тебя матом пошлет, чтоб не мешала, и будет дальше играть. Азарт у них. Так и эти. Что в постели, что за столом — у них в голове одно: контракты, сделки, поставки.
— Ну, я бы не сказала, что они лишь об этом и думают. Многие из них люди культурные, читают, в моде разбираются, ну и в женщинах, конечно.
— Наверное, те, у кого азарт уже прошел. Мой Нигилист все говорит: вот решим эту проблему, вот заключим эту сделку, и тогда… Может быть, однажды он и остановится и подумает о чем-то другом. Но пока — не может. Думаю, он и женился-то лишь для того, чтобы не думать о женщинах, не тратить на них силы и время. Хотя… в общем-то хорошо ко мне относится.
— А ты к нему?
— Да я ж тебе говорила.
— С Сергеем не встречалась?
— Нет…
— Но думаешь о нем? Вспоминаешь?
— Он мне снится. Часто, чуть ли не каждый день. Иногда как будто рядом со мной лежит, а бывает, вижу, мы просто сидим где-то на лавочке или ходим то ли по парку, то ли в лесу. И так хорошо мне с ним, так сладко — в жизни так не бывает. И вдруг он уходит, уходит, и сам такой грустный, я кричу ему, вою, слезами захлебываюсь, а он уходит… Проснусь — подушка мокрая. Это как — вспоминаю или нет?
— Ты любишь его. Могла бы узнать, где он, как он. Может, уже и расплевался с той кралей.
— Узнаешь, как же! Ратковский по пятам ходит, от него не скроешься. Пробовала: в магазине затеряюсь в толпе, выскочу в другую дверь, сверну за угол, за другой, думаю, ну вот и отделалась! Смотрю, а он следом топает, как ни в чем не бывало. Прямо дьявол какой-то!