— Какие глубокие мысли!
— Какие есть.
— Мы уже разговариваем, а я думала, промолчим весь вечер. Не хочешь вспомнить, как я приходила к тебе, когда твоих родителей не было дома?
— Нет.
— А телефонную будку? Можно вдвоем застрять в кабине лифта между этажами или еще что-то придумать. Тебе ведь нравилось.
— А теперь не нравится.
— Неправда! Ты не мог так быстро измениться, Сережа. Я видела, я чувствовала, я точно знаю, мы любили друг друга. Не молчи! И не пытайся отказываться! Это было, было, было и не могло никуда исчезнуть!
— Ты уверена?
— Абсолютно!
— Что касается «было» — не могу спорить. Да, было. А потом прошло. Ничто не вечно под луной….
— Ты просто ослеп, Сережа, ты свихнулся. И знаешь, почему? Потому что самолюбие твое уязвлено. Как же, она взяла и сбежала от тебя к другому! Вроде из деревни, вроде дура, должна бы смотреть на тебя, как на Бога, а вот же — сбежала, быстренько выскочила замуж, как только ты оказался в трудном положении. И ведь не за первого встречного бедного студента выскочила, а за человека, который деньги на ее капризы отстегивает пачками, возит по Москве на «мерседесе»! Она же для этого и явилась в Москву из своей вонючей деревни. Глупый ты, Сережа, мне просто жаль тебя.
— Я не нуждаюсь в твоей жалости.
— А в чем ты нуждаешься? В ней? Я помогла тебе, и все это время стараюсь быть рядом, помочь. А она? Хоть раз позвонила, узнала, жив ли ты, здоров?
— Ты же прекрасно знаешь, почему она вышла замуж. Потому что ты купила меня, воспользовавшись ситуацией. Не ты ли запретила мне даже встречаться с ней? А Валет пригрозил, что ей плохо придется, если станет проявлять инициативу. Она честная, искренняя девушка и не могла мне простить такое.
— Честная, искренняя девушка уехала бы к себе домой и там слезами обливалась бы! А она шастает по магазинам, шубы и золото себе покупает. А недавно в деревню свою ездила с дорогим супругом. Думаешь, на поезде? Как бы не так! На «мерседесе»! Всем родственникам показала, чего она достигла в столице. Не удивлюсь, если все тамошние девицы рванут в Москву богатых женихов искать. Ну, что ты скажешь на это?
— Я не верю тебе.
— Ну так спроси у Валета! А хочешь, позвони секретарше ее мужа, скажи, что приехал из ее деревни и хочешь вернуть Петру Яковлевичу шляпу, которую он забыл. Я тебе дам телефончик.
— Спасибо, я и без него проживу.
Сергей плеснул в фужер водки, залпом выпил, закурил.
— Вот видишь, Сережа, тебе нечего сказать. Я права, и ты понимаешь это. Но сказать не можешь. Гордыня не позволяет. Рухнул твой сказочный замок, он оказался карточным домиком. Или еще хуже — миражом. Обманом.
— Это ты его разрушаешь. Каждый день разваливаешь по кирпичику. Какого черта ты ходишь сюда? Что тебе нужно?
— Ты злишься, и это еще раз доказывает мою правоту.
— Да не нужна мне твоя правота! И ты сама — тоже.
— Как ты груб, Сережа.
— Потому что ты вынуждаешь меня к этому. Ты достала меня. Я не желаю больше видеть тебя и слышать не желаю. Все, хватит. Не было уговора, чтобы я сидел дома и терпел твое присутствие!
— Как ты смеешь?
— Не твое дело! Запомни раз и навсегда: моя личная жизнь тебя не касается. И убирайся. Не стоит больше приходить сюда.
— Ты выгоняешь меня?! — Лариса вскочила с кресла, сжала кулаки. Казалось, еще мгновенье, и она бросится на Сергея. Не бросилась. И сказать ничего не смогла, не было слов, способных выразить ее возмущение. Только посмотрела на него испепеляющим взглядом.
Сергей закрыл глаза, вытер холодный пот со лба. Хлопнула дверь его комнаты, негодующе застучали каблуки по паркету в прихожей. Хлопнула входная дверь.
Да, он был груб с нею, непростительно груб. Нельзя так разговаривать с женщиной, которая пришла к нему, хотела немного развлечь его, оторвать от тягостных мыслей…
Он не плюшевый медведь, которого не нужно спрашивать, хочет он быть рядом с хозяйкой или нет!
Да, но она любит его и сражается за свою любовь. Другая давно бы плюнула, а она — нет. Наверное, трудно ей приходить в эту комнату, часами сидеть в кресле, униженно выпрашивая хотя бы один ласковый взгляд. Но пересиливает себя. Ради него. Можно ли обвинять ее?..
И говорит гадости о Наташе! Не она ли виновата в том, что Наташа, любимая, красивая, родная Наташа вышла замуж? А теперь еще и рассуждает, оскорбляет ее! Он не обязан терпеть все это!
Да, но что, если она права? Наташа ведь ни разу не позвонила, хотя могла бы узнать его телефон. Поехала в Гирей с мужем — не терпится, что ли, похвастаться новыми приобретениями? Ну, и о чем он жалеет, чего ждет? Почему не может обнять Ларису, которая так сильно хочет этого? Тоже ведь симпатичная женщина… Клин клином, говорят, вышибается. Да разве Наташа клин? Разве ее нужно вышибать?
Чушь какая-то!
Но и жить одними воспоминаниями нельзя! Придет старость, принесет болезни, немощь телесную, тогда и можно будет вспоминать день и ночь о том, что было. Но не сейчас, не ему, здоровому, двадцатишестилетнему мужчине! Сейчас нужно жить!..
И, конечно же, не следовало прогонять Ларису, хамить ей.
Сергей вскочил с кресла и, как был в тапочках и тренировочном костюме, помчался на улицу. Разбередила душу Лариса, потревожила едва затянувшуюся рану! Что он — индийский киногерой, который стонет и плачет, потеряв любимую?! Ну — нет ее, нет, ушла, выскочила замуж, довольна мужем. Права Лариса: живет припеваючи и не думает о нем! И не надо! Он тоже…
Лариса сиротливо стояла на троллейбусной остановке. Увидев Сергея, сделала шаг навстречу. Ее голубые глаза смотрели настороженно и выжидающе. Сергей остановился, пожал плечами.
— Ну, виноват. Прости негодяя…
— Разве я могу на тебя обижаться? — прошептала Лариса, слезы навернулись в глазах. Она по-прежнему хотела обнять его, прижаться к нему, отдать свои губы, свое тело. О, как же она хотела этого! Но теперь боялась даже намекнуть о своем желании, чтобы не спугнуть его, — ведь пришел же сам. Господи, что же делать, что говорить, как удержать его рядом с собой? Разреветься у него на плече, отвернуться, обиженно надуть губы, обрадоваться, позлорадствовать, мол, понял все-таки, что я была права?
— Ты что, плакать собираешься? — обнял ее Сергей. — Пожалуйста, не плачь, Лариса. Ты красивая женщина, ты замечательный друг, а я, дурак, не хотел это видеть.
— Сережа! — Она уткнулась носом в его плечо. — Я так люблю тебя, я все время думаю о тебе. И ночью, и днем… У меня тоже, между прочим, поклонников до фига, замуж зовут, хотела б, так давно на «мерседесе» ездила бы… А я никого не хочу, кроме тебя. Я никому даже притрагиваться к себе не позволяю. И за это ты выгоняешь меня? Разговариваешь, как с какой-нибудь шлюхой, которая сама навязывается?
— Я же сказал — виноват. Прости меня, пожалуйста. Сам не знаю, что на меня нашло. Затмение какое-то. Просто никого не хотел видеть. Бывает такое.
— Да-а, слишком часто с тобой бывает. Ну сколько я еще должна ждать, сколько терпеть? Ты же любил меня, нам хорошо было вместе, Сережа.
— Мне сейчас трудно об этом говорить, — поморщился Сергей. — То было, это было… Чего только не было. Нужно время, чтобы во всем разобраться.
— А ей, деревенской твоей даме, не нужно было времени. Она сразу во всем разобралась. Не мучилась, не страдала, ночью не ворочалась без сна! Я бы тоже так могла, не сомневайся. А я хожу, хожу к тебе, как ребенку объясняю, что случилось.
— Это верно, — согласился Сергей. — Объясняешь…
— И терплю твои капризы, между прочим. И долго это будет продолжаться? Ну почему ты такой вредный, Сережа?
Сергей хотел было сказать, мол, а ты не ходи, не страдай, оставь меня в покое и занимайся своими делами. Но вовремя вспомнил, что теперь это ни к чему.
— Ну ладно, давай прекратим эти страдания.
Лариса подняла встревоженные глаза.
— Что ты хочешь сказать?
— Если ты не возражаешь, выходи за меня замуж. Я постараюсь забыть о том, что было. К черту все эти мучения, тоску, безысходность. Придумаем что-нибудь веселое, куда-то поедем, ведь сейчас лето. Где-то плещутся волны и пальмы растут…