— Что, и расписываться обязательно? — презрительно хмыкнул Андрей.
— Необходимо, — подтвердил громила, — я ведь должен в конторе отчитаться. Все как положено.
— А потом фамилию выпишут — и в партком?
— Да где ж его теперь найти, партком-то? — откровенно удивился охранник.
— Нет парткомов? Найдутся парткомзаменители. А если большевики опять возьмут власть? Ладно… — Андрей вытащил из кармана джинсов смятую пачку денег. — Погоди, а ты привез мне то́, что заказывал? — Власть денег ударила в голову сильнее хмеля. Захотелось покуражиться, поиздеваться над этими делягами, которые наверняка не знают, как это — целую неделю питаться одной картошкой. Как это — талантливому писателю жить хуже проститутки!
— Да вот она, смотрите сами.
— Стройная, симпатичная, — принялся откровенно разглядывать Андрей, — ноги длинные, грудь… под курткой не видно, но, похоже, все в порядке. Глаза черные, возраст подходящий… А было еще одно условие: интеллигентная. Как у нее с этим делом? С интеллигентностью?
— В порядке, — неуверенно промямлил битюг. — Все, как и заказывали.
Наташа глубоко вздохнула и отвернулась к стенке, чтобы скрыть презрительную гримасу. Ну и дурак!
— Это надо проверить. Ну-ка, мадам, скажи мне, кто такой Фридрих Ницше?
— Это вроде фашист такой был, на Гитлера работал? — охранник явно желал помочь Наташе.
— Я не твою интеллигентность проверяю.
— А что? Мы тоже кое-что соображаем.
— Вот именно — кое-что!
— Немецкий философ… — подала голос Наташа. — «Идешь к женщине — бери плетку», так он, кажется, говорил.
— Ну точно, немец! — обрадовался охранник. — Все, как заказывали. Не сомневайтесь, фирма веников не вяжет. Между прочим, лучшая в Москве фирма.
— Переходящее красное знамя завоевали? — съязвил Андрей. — И грамоту ЦК ВЛКСМ? Но дама — соответствует. Беру.
Наташа стояла в прихожей, опустив голову, не зная, то ли смеяться, то ли плакать. Все это было и ужасно, и так обыкновенно!
Охранник пересчитал купюры, сунул их в карман.
— Ну, я пошел. Вернусь через час, ровно. Правила обращения с дамой вам сообщили по телефону, и в квитанции они есть. Прошу соблюдать. А то могут возникнуть неприятности. Контроль у нас жесткий и ответственность предусмотрена.
— По всей строгости революционного закона? Или революционно-проституционного?
— Желаю приятно провести время. — Терпение не изменило охраннику.
— Иди, иди, надоел уже! — Андрей запер дверь.
7
Наташа, сняв куртку и сапоги, прошла в комнату, остановилась на середине светло-коричневого паласа. Хозяин, невысокий, курносый шатен, казался смешным в своей напыщенности. А что же будет дальше?
— Между прочим, меня зовут Наташа. Если вам это, конечно, интересно.
— Меня абсолютно не интересует это, — усмехнулся Андрей. — Хочешь называться Наташей — пожалуйста.
— Не очень-то вы вежливы!
— А вот это тебя не касается. — Андрей усмехнулся. — Твое дело правое, ты победишь. Хорошо хоть знаешь его?
— Что?
— Дело свое, правое.
— А-а, вон вы про что…
— Ну, конечно, про это. Ты же сюда пришла не о Ницше разговаривать.
— Можем и поговорить!
— Перебьешься. Давай, раздевайся, а я пока на кухню схожу, чего-нибудь принесу.
Наташа пожала плечами и… пошла к книжным полкам. Сколько здесь было всего интересного, увлекательного! Никогда прежде не видела она столько много книг — прямо как в библиотеке! И не заметила, как в комнату вернулся хозяин с подносом в руках, на котором стояли бутылка виски, бутылка мартини, две рюмки и лежала коробка шоколадных конфет.
— У вас много хороших книг.
— Да, есть кое-что. Агата Кристи, «Анжелики» всякие, «Эммануэли». Даже «Рабыня Изаура» имеется, купил как-то в ЦДЛ, сам не знаю, зачем.
— А мне понравилось собрание сочинений Стендаля. И Бальзак…
— Ну да, все время забываю, что выписал интеллигентную проститутку.
— Не выписали, а пригласили.
— Неужели?
— И не проститутку, а женщину, которая хочет помочь вам на какое-то время забыть одиночество.
— Слова-то какие! — Зло захлестнуло Андрея. — Слушай, давай не будем, а? Здесь, кроме нас, никого нет, можно не притворяться. Женщина — это из другой оперы. Что-то прекрасное, загадочное… А ты — вот она вся! Никаких загадок. Станок для удовлетворения страждущих мужиков.
— Вы очень серьезно настроены… — растерялась Наташа.
— Конечно. Когда еще доведется увидеть перед собой в общем-то красивую девушку, зная, что она час назад валялась в постели с очередным кооператором или на грязных простынях ублажала за деньги слюнявого старикашку!
— Вы ошибаетесь… Зря меня оскорбляете. Я… я никого не ублажала…
— А самое неприятное знаешь, в чем? Встретил бы тебя на улице, в метро, был бы счастлив познакомиться, поговорить, поцеловать руку… А потом и повеситься можно было бы!
— Но вы… вы же знали, кого приглашаете?
— Не думал, что придет такая красивая… Раздевайся.
— Пойдемте на диван? — робко предложила Наташа.
— Здесь. На паласе, — жестко приказал Андрей.
— Но, может быть, вы погасите свет?
— Так ты еще и стесняешься? Брось, не глупи! Делай, что тебе говорят!
Наташа, закусив губу, медленно сняла пиджак, расстегнула блузку, не сводя глаз с Андрея. Он подошел к магнитофону, поставил кассету. «Шербурские зонтики» пришли в квартиру. Наташа, немного помедлив, сбросила юбку.
— Может быть, вы погасите свет? — Она неловко чувствовала себя в трусиках и лифчике перед незнакомым мужчиной.
— И не подумаю, — усмехнулся Андрей. — Ты неплохо выглядишь при ярком освещении. Очень даже неплохо. Прятать нечего, наоборот, нужно выставлять напоказ. Это ведь продается, так? Ну вот и давай, рекламируй товар, чтобы покупатель доволен остался.
Наташа нервно расстегнула лифчик, швырнула его на пол.
— Вы довольны, покупатель? — Негодование было в ее голосе.
— Почти. Остался еще один штрих. Последний. Ну, смелее! Это же так просто для тебя, сколько раз делала. Неужели теперь возникли сомнения в правильности избранного пути? Давай, давай! — Видя, что Наташа собирается снять трусики, задумался и неожиданно махнул рукой. — А впрочем, стоп. Достаточно. Я вот что подумал: боевые раны не украшают человека, мало кому приятно смотреть на них, верно? А если забинтовать, сразу возникает геройский вид. Так и в данной ситуации. Хороший я образ придумал!
— Образ хама. — Наташа легла на палас, закрыла глаза. Теперь уже можно было не сомневаться — это занятие не для нее. И дело даже не в том, что стыдно, противно, отвратительно. Просто она не могла спокойно подчиняться чужой воле, выполнять чьи-то прихоти. Во всем. А уж в этом — особенно. Он что, не понимает, что, унижая женщину, вызывает в ней только ненависть? Хочется, чтобы его ненавидели? Жалкий придурок! Больше всего Наташе хотелось встать и уйти. Да нельзя. Пятнадцать тысяч получила фирма за этот час, и Алик строго предупредил: либо она честно отрабатывает эти деньги, либо возвращает их фирме. Вернула бы, да где же взять такую сумму? А время тянется ужас как медленно!
— Ого, на это стоит посмотреть. — Андрей говорил негромко, как бы сам себе. — Вот ведь как получается: лежит злая, ненавидит меня, а ждет того же, что и от самого разлюбимого мужчины. Разлюбимого даже подразнить и продинамить может, а меня, противного, — нет. Ждет с большим нетерпением. Надо же, как интересно получается!
— Будете издеваться, я встану и уйду, — пригрозила Наташа.
— Не уйдешь. Я за тебя деньги заплатил, приличную сумму — пятнадцать тысяч. За один всего час. Но уж этот час мой. Железно! Подумать только, какая сила у денег! Можно годами ходить за женщиной, дарить цветы, вздыхать, провожать до подъезда, иногда целовать и мечтать о новых поцелуях. А можно взять — и купить.
— Дарить женщине цветы, провожать ее не менее прекрасно, чем все остальное, — возразила Наташа.