– Следующие две недели никаких занятий или пробежек. Я еду домой на каникулы.
Дилан кивает, Шерман говорит:
– Да, для меня отпуск тоже окончен. Возвращаюсь домой в воскресенье. Я мог бы заглянуть и приехать на Рождество. И Дилан... дай знать, когда дело дойдет до суда. Я буду там. Ясно? Позвони мне.
Дилан кивает.
– Хорошо. Спасибо.
Я смотрю на него. Мы не хотели говорить о событиях той ночи. Мои знания об этом основываются на нескольких разговорах с полицией и отчетами адвоката Дилана. Меня внесли в список как свидетеля защиты, но за пределами этого я ничего не знала.
– Как идут дела?
Дилан пожимает плечами.
– Адвокат говорит, что у меня есть шанс на свободу. В законе четко прописано, что можно использовать грубую силу, чтобы предотвратить изнасилования или действия сексуального характера.
Он смотрит на землю, я вижу, как ему трудно и стыдно.
– Проблема в том, что я продолжал его бить, когда он упал.
Я киваю. Не нужно много говорить, потому что это правда. Не смотря на то, что простые вещи не охватывают все на свете.
Он тихо говорит:
– Он сказал, что они, вероятно, предложат какую-то сделку с признанием вины. Я приму судимость за нападение или типа того, и они откажутся от обвинений. Я не знаю, готов ли признать это. Мне не нравится идея уголовного наказания. Я потеряю свое пособие в Ассоциации Ветеранов и должен буду уйти из университета. Я потеряю все.
Я смотрю на него, сидящего здесь, явно несчастного, и мне хочется взять его за руку. Мне хочется обнять его. Но я не могу.
Шерман заговорил:
– Парень, мы поддержим тебя, чтобы ты не решил. Заставь меня давать показания, я многое видел. Да, ты зашел слишком далеко, я соглашусь. Но ты спас ее. Не забывай это и не погрязни в вине.
Дилан кивает. Он выглядит таким несчастным, и это сводит меня с ума, ведь я не могу ничего сделать. Я наклоняюсь и говорю.
– Можем попробовать еще раз?
– Да, – говорит Дилан.
– Я сделаю это, – говорит Шерман. – Ты уже достаточно получил.
Так мы встаем, Дилан в роли тренера. Шерман сильнее Дилана. Я думаю, Дилан сдерживался из-за эмоциональной связи между нами и нашей истории. Со мной он не может работать агрессивно. У Шермана не было подобных угрызений совести, и он подошел стремительно, быстро хватая меня за талию и прижимая к холодной земле.
Я покатилась дальше, пользуясь моментом, и сумела почти полностью скинуть его с себя, но он быстро пришел в себя, схватил меня за правую руку и завернул ее мне за спину. Я закричала и застыла.
– Черт, – говорит Шерман, отпуская и слезая с меня.
– Нам нужно поработать над этим, – говорю я.
– Да.
Дилан выходит вперед, протягивает мне руку.
– Мы поработаем над этим, когда ты вернешься из Сан-Франциско. Ты должна использовать вес соперника против него. Пытайся откатиться, а не толкаться.
Я киваю. Я все еще не отдышалась.
– Ты готов пойти на это? Я вполне способна на подлость.
Он улыбается. – С нетерпением жду этого, – говорит он.
Я смотрю на него и говорю:
– Почему бы нам не позавтракать? Столько времени прошло.
Сомнение отражается на лице Дилана.
– Не уверен, что это хорошая идея.
Шерман качает головой.
– Ну же, Дилан. Это всего лишь завтрак. Иди.
Он вздыхает.
– Хорошо.
Итак, грязные и потные мы направились в закусочную Тома. Сев за столики, мы заказали кофе, и я спрятала ноги под своим сиденьем.
– С нетерпением ждешь поездки домой? – спрашивает Дилан.
Я качаю головой.
– Нет, не совсем. Встревожена. Мои родители хотят все держать под контролем. Я немного общалась с ними этой осенью. Честно говоря, мне трудно было говорить с ними. Это будет одна длинная, напряженная неделя. И все мои сестры приедут в город, что означает хаос.
– Говоря о сестрах, – говорит Шерман. – Полагаю, я должен сообщить новости. Я собираюсь в Техас через неделю после Дня благодарения. Ну, знаете, посещение кампуса.
– Боже мой, – говорю я. – Кэрри знает?
Он кивает.
– Да. Я практически в Райсе. Не знаю, смогу ли получать такие же фантастические оценки как я сам, знаете. Но близко.
Я смеюсь.
– Удачи,– говорю я, улыбаясь.
– Ты знаешь ее лучше меня. Какой хороший сувенир мне прихватить?
– Презервативы, – отвечаю я.
Они оба заливаются смехом, и Шерман дает Дилану «пять». Я краснею.
– Извините. Иногда я забываю советоваться с мозгом, прежде чем что-то сказать.
– На полном серьезе... Кэрри отличается от других. Она всегда целенаправленно стремилась к карьере. Не говоря уже о том, скольких парней пугал ее рост и внешность. За ней в основном гонялись полные придурки. Ты хорошая замена, Рэй.
Он усмехается, затем говорит.
– Я практиковал свой образ хорошего парня. Но внутри я настоящий мудак.
– Не важно. Просто достань для нее что-нибудь милое. Что-то необычное. У нее тонна одежды и украшений... мой отец дает ей много денег. Он относится к ней как к супермодели. Что-нибудь содержательное и необычное подойдет идеально.
Он серьезно кивает, затем говорит.
– Вот, черт! Посмотрите сколько времени. Мне нужно идти, увидимся позже, ребята.
Я не могу не заметить, что он на самом деле не смотрит на часы, когда говорит это. Вместо этого он бросает двадцатку на стол и практически сбегает.
– Увидимся, ребята, позже, – кричит он, пока идет к входной двери.
– Господи, – говорит Дилан. – Это была западня.
– Ты так думаешь? – спрашиваю я.
– Да. Он хотел оставить нас вдвоем наедине.
– Интересно почему?
Он смотрит на меня, сглатывает. Затем делает глубокий вдох и говорит:
– Возможно, потому что я сказал ему прошлой ночью, что передумал.
Я отворачиваюсь от него, внезапно мои пальцы и ноги немеют, ощущение, словно я засунула голову в холодильник.
– Передумал насчет чего?
Он вздыхает, затем говорит:
– Насчет... тебя и меня. Насчет нас. О моем решении уйти.
Я рассматриваю белую и черную плитку рядом с нами на стене, пытаясь сохранить над собой контроль. Я не отвечаю. Я не смотрю на него. Не могу. Потому что это больно. Действительно больно. Я делаю это для себя, зная, что если буду слоняться поблизости, он начнет колебаться. Как сейчас. Как я хотела. Но не совсем.
Когда я не отвечаю, он с трудом продолжает, его голос очень-очень печальный.
– Слушай, – говорит он. – Я знаю, что обидел тебя. Знаю, что накричал. И… возможно, я надеюсь, ты дашь мне второй шанс.
Я все еще не могу ответить. Мои мысли проносятся со скоростью тысячи миль в секунду, видя нас вместе: бегающих вместе вокруг центрального парка в темноте до восхода солнца; обнимающихся в его или моей комнате; ночь, когда мы неловко обнимались; незабываемые поцелуи в парке «Золотые Ворота».
Я закрываю глаза. Я могу видеть все эти моменты, но также должна вспомнить и другие. Я, свернувшаяся калачиком на своей кровати, не зная, жив он или мертв. И он, не уважающий меня настолько, чтобы сказать в лицо, что он больше не может иметь со мной ничего общего.
– Ты подумаешь над этим? – спрашивает он. Дилан редко открывается настолько, что показывает свою уязвимость таким образом. Это окончательное решение, я могу видеть это в его глазах. Я могу видеть это в слабом, почти незаметном дрожании рук. Он просит принять его обратно и раскрывает свою душу, делая его таким же уязвимым, каким он сделал меня.
Вот почему трудно сделать то, что, я знала, должна сделать.
Я качаю головой.
– Нет, – говорю я очень тихо.
Он практически оседает в сиденье. Я все еще не смотрю на него.
– Я не могу жить с этим. С тобой... решившим, что все кончено, затем также быстро решившим, что ты хочешь, чтобы я вернулась к тебе. Ты не можешь принимать все эти решения в одиночку.
Я перемещаю глаза со стены на него. Он сидит, выглядя мрачно, и смотрит на стол. Затем он говорит грубым голосом.