На следующий день после Дня Благодарения Крэнк и Джулия вылетели в Новую Зеландию, чтобы вернуться к группе, которая была на гастролях. Кэрри вылетела спустя два часа в Хьюстон, где Рэй Шерман собирался встретить ее на недельную поездку.
Близнецы, конечно, еще должны были учиться два года в средней школе, но, надеюсь, эти два года будут еще терпимыми для моих родителей. Джессика и Сара снова стали неразлучны.
Мы с Диланом собирались на ужин с Келли и Джоэлем, чтобы показать мое кольцо. Дату свадьбы назначили на июль, и свадьба будет проходить здесь, в Нью-Йорке. Наши семьи приедут к нам.
Этой ночью я возвращаюсь с Диланом в его квартиру. Вернувшись, мы садимся на его кровать в комнате, и я говорю:
– Я хочу сыграть в игру.
Он смотрит на меня с ироничной ухмылкой на лице и говорит:
– Что?
– Хорошо. Ты первый. Задаешь любой вопрос, но мы не спрашиваем о прошлом. Задаем вопросы о будущем.
Дилан смотрит на меня, затем кивает.
– Хорошо. О будущем, – он делает глубокий вдох, затем говорит. – Как ты представляешь себя через пять лет?
На секунду я задумываюсь, затем говорю:
– Здесь, в Нью-Йорке. Закончу юридический факультет, буду работать на некоммерческую организацию, наверно. Возможно, работать с жертвами изнасилования? И ты здесь. У нас будет великолепная квартира с высокими потолками, высокими окнами, но не слишком много места, потому что работа в некоммерческой организации не будет приносить много денег.
Он усмехается, затем говорит:
– Мне нравится это. Моя очередь. Ну… честно говоря, я думал о смене специальности. Я люблю писать, но не уверен, есть ли смысл изучать литературу. Есть смысл изучать жизнь. Я вижу себя в качестве консультанта в Управлении по делам ветеранов. Социальный работник. Буду пытаться помочь ветеранам, которые облажались как я.
– Ты не облажался.
Он кивает.
– О, я – это все еще я, Алекс. Я работаю над этим, но это не пройдет за ночь. Или за этот год, или за следующий. Мне еще снятся кошмары о том, как нас подорвали. Я все еще… вижу это иногда. Я просто не люблю говорить об этом.
Я подкладываю свою руку под голову и говорю:
– Тебе лучше привыкнуть разговаривать, Дилан. Ты не заставишь меня пройти через это снова. Я жду, что мы оба будем готовы поговорить о том, что происходит у нас внутри.
Он закрывает глаза и шепчет:
– Алекс, прости меня. Я не знаю, о чем думал.
– Да, ты знал, – отвечаю я.
– Ладно... да, я полагал, что знал. Я думал, что защищаю тебя.
– Есть такая штука как чрезмерная защита. Есть такая штука как крах настоящего из-за беспокойства о будущем. Понимаешь, о чем я?
Он кивнул.
– Чего ты боишься на самом деле?
– Превратиться в своего отца.
Я вздыхаю.
– Расскажи мне больше о своем отце. Ты почти никогда не говоришь о нем.
Он хмыкает.
– Как я сказал, есть вещи, о которых я не люблю говорить.
– О, я давно это поняла, Дилан, – я опускаю руку и кладу голову на его плечо. Он теплый.
– Дилан, – говорю я, заручаясь своим мужеством. – Послушай меня. Внимательно. Я люблю тебя. Всей душой. Я готова провести всю жизнь с тобой.
Я чувствую его сердцебиение под своей рукой, лежащей на его груди. Затем он говорит, его голос – тихое рычание.
– Я лучше умру, чем снова тебя потеряю.
Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться.
– Тогда ты должен говорить со мной. Ты должен говорить мне, что думаешь и чувствуешь. Не решай за меня, как лучше защитить меня, Дилан. Ты спрашиваешь, а не решаешь за меня. Понятно?
Он смотрит на меня, и я вижу, что добилась своего. Он на самом деле улыбается.
– Я серьезно, Дилан. Я большая девочка. Я могу принять все. Но я должна быть чертовски лучше информирована.
– Ты понятия не имеешь, как сильно ты возбуждаешь меня.
Я смеюсь и бью его слегка по плечу.
– Что? Я говорю, что чувствую.
– Обещаешь?
Он кивает.
– Не очень хорошо. Я хочу услышать это.
Он глубоко вздыхает, затем смотрит мне в глаза и говорит:
– Алекс, я обещаю. Я скажу тебе все, что думаю, что чувствую, как бы безумно это не было. Я не… Я не пытаюсь защитить тебя от себя, не говоря об этом.
Его голос обрывается, и мы смотрит друг другу в глаза. Эти прекрасные голубые глаза, которые привлекли мое внимание с другого конца комнаты три года назад и никогда не отпустят.
– Пожалуйста, прости меня, – шепчет он.
– Прощаю, – отвечаю я. Затем я наклоняюсь и очень нежно целую его в губы.
Он закрывает глаза, я чувствую, как его тело напрягается, и я кусаю его за нижнюю губу. Он тихо стонет, и для меня это красный свет. Я заставляю себя приблизиться, прижаться своим телом к нему, и спуститься губами к его шее. Он чисто выбрит после душа, и я могу уловить слабый вкус его лосьона после бритья.
Я тяжело дышу, вдруг осознав желание сорвать с себя одежду. Я смотрю на него, прямо ему в глаза, и шепчу:
– Что-то очень важное было прервано в вечер субботы несколько недель назад.
Он улыбается, и наши глаза встречаются, он садится, затем наклоняется ко мне вплотную и очень медленно целует мою шею, подбородок, чуть ниже уха. Каждый поцелуй посылает дрожь по моему телу. Когда его язык и губы проделывают путь к верхней пуговице моей рубашки, мои руки двигаются по собственной воле под его футболку, пробегая по его ребрам и на спину.
Он начинает расстегивать мою рубашку. Он останавливается после каждой пуговицы, чтобы поцеловать открывшуюся кожу. Я ложусь на спину, выгибая ее, пока его губы медленно проделывают путь по моей груди к животу. Каждая остановка мучительна, и я издаю громкий стон, когда он выдыхает чуть ниже моей грудной клетки.
– Ты не имеешь ни малейшего понятия, насколько ты прекрасна, – бормочет он.
– Расскажи мне, – шепчу я.
Я слегка приподнимаюсь, когда он снимает мою рубашку. Он целует меня в плечо и говорит:
– Ты выглядишь как закат на пляже, – затем он передвигается к другому моему плечу, останавливаясь на основании моей шеи.
– Хм... – говорю я.
– Иногда ты такая красивая, что я должен прикрыть глаза, чтобы просто посмотреть на тебя, – бормочет он. При этом он засовывает левую руку мне за спину и неловко расстегивает крючки на лифчике. Я спускаю лифчик по рукам, и он прижимается ртом к моей правой груди, целует сначала снизу, а затем медленно проделывает путь к соску. Я чуть не вскрикиваю от ощущений, когда он тихо говорит: – Ты была такая красивая, когда мы встретились, и я боялся заговорить с тобой.
Я закрываю глаза и вздрагиваю, когда его губы проделывают свое волшебство, двигаясь сейчас в сторону пуговицы на моих джинсах. Он останавливается и внезапно говорит:
– Алекс, стоп, я должен сказать тебе, что я прямо сейчас чувствую.
Я открываю глаза.
– Что? – спрашиваю я.
– Просто шучу.
Я ворчу, и он осторожно расстегивает молнию, и я спускаю джинсы по бедам и ногам на пол.
Я слышу, как он тяжело дышит. Он говорит, встречаясь со мной глазами.
– Я ждал три года, чтобы увидеть тебя такой. Я просто хочу смотреть на тебя, упиваться твоим видом.
Я потягиваюсь, затем говорю.
– Ты не закончил еще.
Он вполголоса усмехается и говорит:
– Нет. Пока нет, – затем он прижимается губами к моему пупку и целует снова, проделывая путь ниже. Он стягивает мои трусики к бедрам, целуя меня везде, его рука нежно касается моего бедра, моей икры. Я абсолютно жива от подобных ощущений, каждое нервное окончание кричит о помощи, когда он медленно целует мою ногу до икры, и проделывает то же самое с другой ногой. О. Мой. Бог. Я закричу от удовольствия или разочарования, или от обоих сразу, а потом его рот оказывает там, и я на самом деле думаю, что собираюсь кричать. Я никогда не испытывала подобных ощущений, чувствую, что моя рука сжимает одеяло, зажимая его в кулак, когда я стону.