Я киваю. – Конечно.
– О чём?
Я пожимаю плечами.
– На данный момент о войне. Это всё поток сознания, думаю. Не упорядоченный поток, во всяком случае. Просто пытаюсь излить свои мысли. Мой терапевт в Атланте говорит, что это поможет.
Она поворачивается и смотрит на меня, я думаю, действительно смотрит с тех пор, как мы столкнулись друг с другом три дня назад.
– Твой терапевт?
Я пожимаю плечами. – Вместе с ногой, у меня диагноз «Посттравматическое стрессовое расстройство». Технически. И черепно-мозговая травма. Но это просто ярлыки.
– Что ты имеешь в виду?
Я хмурюсь.
– Я просто... Я не совсем тот парень, которого ты знала, Алекс. Некоторые вещи здесь… Они не кажутся реальными. Как было до этого. Может быть, я стал адреналиновым наркоманом. Просто реальность недостаточно красочная.
Она вздыхает.
– Я чувствовала себя так долгое время после возвращения из Израиля.
– Ты снова нарушаешь свои правила.
– О, точно.
Она делает паузу и снова говорит:
– Но это так. Это было настолько быстро, интересно и красочно. Затем всё стало мирским и серым – просыпаться, идти в школу, делать домашнее задание и, казалось, это уже не имело значения.
– Да, – отвечаю я. – Во всяком случае, работа с доктором Форрестером будет интересной. Я был уверен, что моя работа в исследованиях будет заключаться в том, чтобы прибирать посуду и мыть её же.
– Да, это намного лучше, – отвечает она. – И подумай только, ты увидишь настоящего писателя в действии,– когда она говорит «писатель», то поднимает руки и изображает в воздухе кавычки.
– Хорошо, ты права. Давай посмотрим, выпустит ли он в этом году что-нибудь. По крайней мере, мы можем быть уверены насчёт исследований.
Она усмехается. – Мы должны сделать на это ставку.
Я поднял брови.
– Чувствую легкую конкуренцию.
– Я говорю, что он ничего не выпустит. Двадцать долларов.
– Справедливо. Какой предел? Пятьдесят страниц? Сотня? Две?
– Он должен хотя бы закончить первый проект.
– Идёт, – я тянусь для рукопожатия. Она берёт меня за руку и это ощущается очень естественно, слишком естественно. Встряхнув её руку, я быстро отдергиваю свою, словно обжегся. Касаться её слишком для меня.
Мы оба снова молчим. Неловко. Как. Ад.
– Мне нужно идти, – говорю я, как раз в тот момент, когда она говорит: – Ну, у меня есть дела.
Мы оба смотрим друг на друга и начинаем смеяться.
– Хорошо, – говорю я. – Неловко. Неужели мы в состоянии сделать это?
Она пожимает плечами и улыбается фальшивой улыбкой.
– Конечно, Дилан, это не может быть так трудно.
Я собираю сумки и достаю три доллара из бумажника.
– За кофе, – говорю я.
– Оставь. В следующий раз покупаешь ты.
Я медлю, прежде чем положить деньги обратно в бумажник. В следующий раз? Станет ли это хорошей идеей? Не думаю.
Глава 3
Клубника
(Алекс)
Когда он, наконец, в вертикальном положении, он придвигается ближе и говорит:
– Я думаю, нам нужно еще одно правило.
– Да?
Он вдыхает через нос и говорит:
– Да. Эм... тебе нужен другой шампунь.
Что. За. Черт?
– О чем ты говоришь? – спрашиваю я, вдруг почувствовав дискомфорт.
– Ты все еще пахнешь клубникой, и это разбивает мне сердце, – говорит он, его голос похож на низкое рычание. С этими словами он поворачивается, перекидывая сумку через невероятно широкие плечи, и идет прочь.
Он был в двадцати футах, прежде чем я смогла подумать еще раз. Не обдумывая, без оглядки на последствия, я кричу так громко, как могу:
– Ты не можешь сделать этого! Это нарушение первого правила! Ты слышишь меня, Дилан?
На меня смотрели окружающие. Он махнул через плечо и продолжил идти.
Ублюдок.
Я собрала свою сумку и повернулась, чтобы идти в другом направлении, обратно в общежитие. О Боже, я была не в порядке. Из-за его невероятно синих глаз, из-за того, что пока он был в армии, его руки и грудь стали…мускулистее. От него пахло так же, как и всегда, и быть рядом с ним было невозможно. Иногда, когда он был близок ко мне, я не могла даже дышать. Как, черт возьми, я должна была придерживаться профессионализма, когда он пробуждал каждый нерв в моем теле?
Почему он сказал это?
Я до сих пор помню. Я вспомнила, как он говорил со мной в самолете миллион лет назад во время нашей игры в вопросы и ответы, он спросил меня тогда: «Почему от тебя пахнет клубникой?»
Черт.
Мы даже толком не знали друг друга. В Израиле я была совсем другим человеком. Я была свободной. Дома и здесь, в колледже, я была... ну, я была стервой. Я стремилась к успеху в учебе. Я училась как обезумевшая. У меня не было места для сумасшедших ощущений и эмоций, которые я испытывала во время нашей поездки.
Пока я шла, я вспоминала. Его запах. Его прикосновения.
Через три дня после прибытия в Израиль, мы не отправились к первой принимающей семье в Рамат Гане, пригороде Тель-Авива. Так или иначе, из-за глупой путаницы получилось, что я была единственной студенткой, которую назначили в мужскую семью. Эриэл был гигантским шаром из гормонов и тестостерона, гипермужественный придурок, который был абсолютно уверен, что он переспит со мной на десятый день моего отдыха в его доме. В конце дня я была истощена, парируя его ухаживания, и пошла к нашему консультанту. Слава Богу, она перевела меня в другую семью. В ту ночь наши семьи устроили вечеринку для всех нас.
Я помню, как смотрела на Дилана на вечеринке. Все пили. Некоторые, как я, пили по минимуму, но некоторые, как Рами, хозяева вечеринки, напивались.
Все, кроме Дилана. Ночь он провел, попивая колу и отдыхая в углу. В какой-то момент он достал гитару и сыграл несколько песен, с ним было несколько пьяных учеников, подпевающих ему. Я смотрела и улыбалась, думая про себя о том, какие у него были красивые глаза. Когда он играл на гитаре, то поджимал губы, или иногда закрывал глаза. Он продолжал смотреть на меня.
Позже, в ту самую ночь, он подошел и спросил:
– Мы можем минутку поговорить?
Я немного смутилась. О. Боже. Что это было? Он собирался пригласить меня? Я хотела этого. Мы дошли до комнаты Рами, расположенной в дальней части квартиры, и сели рядом друг с другом на кровати.
– Послушай, – сказал он. – Я знаю, что мы будем здесь несколько недель. И все. Может ничего не выгорит. Но…я очень увлекся тобой. Я хочу знать, если ты испытываешь то же самое.
Я дышала неглубокими вдохами. Я не могла поверить, что это происходит. Наконец, я кивнула.
– Да, я испытываю то же самое, – ответила я.
– Может… может, мы просто посмотрим, что из этого выйдет?
Я улыбнулась.
– Хорошо, – сказала я.
Два последних года были бы менее болезненными, если бы я сказала ему тогда, чтобы он катился к чертям. Но, возможно, я была маленькой любительницей книг, и у меня не было жизни, потому что я влюбилась в него. Словно я упала с обрыва. И до сих пор не восстановилась.
Когда позже мы встретились с Келли, она ахнула, когда я рассказала ей то, что он сказал.
– Он сказал что?
Я вздохнула.
– Он сказал, что хочет, чтобы я сменила шампунь. Потому что запах клубники разбивает его сердце.
Она смотрит на меня, широко раскрыв глаза, и говорит:
– Это так романтично.
– О, Боже, Келли, это вообще не помогает!
Она кивает.
– Знаю.
– Я думала, что ты ненавидишь его.
– Только потому, что он сделал тебе больно. Но очевидно, что у тебя к нему чувства. Возможно, тебе просто нужно наброситься на него и избавиться от мыслей о нем.
– Достаточно! Единственное, что я собираюсь с ним сделать – это пережить год работы на Форрестера. Он сделал мне больно, Келли. Больше, чем я могла себе представить.
– Я знаю, – говорит она тихо. – Но может для этого была причина. Я имею в виду. Я просто говорю, что это возможно.