— Что ты делаешь?
Смущенный, я качаю головой. — Прости, — говорю я.
— Ты смотришь на меня.
Теперь я смотрю в ее глаза, а затем отвожу взгляд.
— Тогда расстреляй меня.
Я поворачиваюсь обратно к компьютеру, вводя последнюю часть информации, бесценный дневник банкира, который был свидетелем начала беспорядков.
Я слышал ее дыхание, пока вводил информацию. Экран монитора отражал ее образ. Она смотрела на меня. Черт возьми.
Возвращайся к делам.
— Ты знаешь, чего я не слышу? — спрашивает она.
— Чего?
— Я не слышу, чтобы он работал на машинке в своем офисе.
Я смеюсь. — Может он пишет только по ночам.
— Или в другом измерении?
— Всезнайка.
Она хихикает.
— Он может удивить нас обоих, — говорю я.
— Все возможно, — говорит она. — Но я думаю, он мошенник.
Я вздыхаю, затем говорю:
— Возможно. Но я думал об этом прошлой ночью. Представь, что ты взобралась на вершину карьерной лестницы в двадцать два года. Он был еще студентом колледжа, когда получил Национальную Книжную Премию. Двадцать два года и у тебя уже главный бестселлер и высшая награда в твоей области. И кто после этого не испугается? Как добиться чего-то похожего?
— Ха. Ты прав. Я не думала об этом в таком плане.
Я улыбаюсь.
— Я люблю слышать от тебя эти слова.
— Какие слова?
— «Ты прав».
Она усмехается, затем кидает в меня карандаш.
— Некоторые вещи никогда не меняются, — говорит она.
— Ну, трудно усовершенствовать совершенство.
Она качает головой.
— Пять часов. Давай возвращаться к делу.
— Хорошо, — говорю я. Затем мой глупый, глупый, глупый рот опередил мой мозг. — Хочешь выпить чашечку кофе?
Она странно смотрит на меня, глаза прищуренные, голова наклонена набок, и говорит: — Хорошо.
Я осторожно встаю, опираясь на стол, и хватаю свою трость. Делаю несколько шагов в сторону кабинета Форрестера. Я ничего не слышу. Господи, надеюсь, он жив. Тихо приоткрываю дверь и заглядываю внутрь.
Форрестер распластался на столе, пуская слюни на свои документы.
Полагаю нам не надо отпрашиваться. Я закрываю дверь и поворачиваюсь к ней спиной.
— Он пишет? — спрашивает она.
— Да, — говорю я.
Она выглядит удивленной. — Правда?
— Нет. Он в отключке.
— О. Мой. Бог.
Я пожимаю плечами.
Мы направились к кофейне или в товарищеской тишине, или, наоборот, в гнетущей и неудобной. Я бы предпочел думать, что первый вариант более правильный, но пессимист во мне говорит, что второй вариант определенно вернее. Через две трети пути она говорит: — Тебе, похоже, лучше, — она кивает на мою трость.
— Да, — говорю я. — Новый физиотерапевт.
— Да?
— Думаю, он доминирует. Дает объявления на последних страницах «Village Voice».
Она откидывает голову назад и громко смеется.
— Ты сумасшедший, — говорит она.
— Нет, — говорю я, качая головой. — Я серьезно. Думаю, видел кожаные ремешки, торчащие из его стола. Я дам тебе свой номер на случай, если пропаду после очередного визита к нему.
— Как часто ты ходишь к нему?
— Дважды в неделю. И я должен ходить как минимум милю каждое утро. Думаю, скоро он заставит меня начать бегать.
— Что на самом деле случилось? — спрашивает она.
К тому времени как мы добираемся до кафе, я говорю:
— Позволь мне взять напитки, и тогда я тебе все расскажу.
Через пять минут мы сидим за столиком, держим кофе, и я говорю:
— Это произошло еще в конце февраля. Мы были в патруле. В принципе, нам нужно было просто выйти и принять на себя огонь. Ездить мимо, пока кто-то в нас стреляет, быстро реагировать и отстреливать плохих парней. По крайней мере, в теории.
Она кивает, поощряя меня продолжать.
— В любом случае, мы были в небольшой деревне, в трех милях от порта отгрузки.
— Порта отгрузки? — спрашивает она.
— Извини. Передовой операционной базы. Помнишь Порт Апачи? Это где ты берешь небольшую часть армии, высаживаешь ее на вражеской территории и даешь им вычистить все вокруг.