— Келли, ты в порядке? — спрашиваю я.
Она плачет.
— Что случилось? — я кидаю сумку и бросаюсь к ней.
— Джош, — сказала она и разразилась новым приступом плача.
— О, дорогая, — говорю я, опускаясь на кровать рядом с ней.
— Ему нужно пространство. Он хочет «волочиться за женщинами», что бы это, черт возьми, не значило.
— Сукин сын, — говорю я. — Что за мудак.
Она снова разразилась слезами. Было ли со мной также прошлой осенью? Не удивительно, что она стала такой нетерпеливой. Я обняла её, не говоря ни слова.
Через несколько минут она прекращает плакать, и говорит:
— Так, гм, как прошел твой день? — она хихикает, но это не хорошее хихиканье. Больше похоже на то, что она собирается закатить истерику.
— Хорошо, — осторожно говорю я. — Дилан Пэриш вернулся из армии и приехал в Колумбию. И мы будем вместе работать на исследованиях.
Она садится.
— О, Боже мой, что? Ты, наверное, издеваешься? — возможно, соседи в трех кварталах от нас услышали её визг.
Я несчастно качаю головой.
— Это было ужасно неловко. И враждебно.
— Что он сказал?
Я зажмуриваюсь, стараясь контролировать слезы.
— Он сказал, что надеялся, мы не столкнемся.
Она хватает меня за руку.
— О, мой Бог. Я не думала, что можно ненавидеть его ещё больше, но я ненавижу. Пойдём. Прямо сейчас. И напьёмся.
Я киваю, потому что прямо сейчас это кажется самой хорошей идеей.
Основные правила
(Дилан)
— Я думаю, нам нужно установить некоторые основные правила, — говорит она.
Это третий день занятий и первый день работы с доктором Форрестером. У него была огромная куча информации, книг, файлов, документов. Неорганизованный беспорядок. Нашим первым заданием было всё это упорядочить. Мы разделили между собой работу очень легко: я создавал базу данных, она сортировала материал и отдавала мне.
К сожалению, работать вместе трудно из-за того, что большую часть времени мы провели либо, глядя друг на друга, либо игнорируя.
— О чем ты говоришь? — спрашиваю я.
— Послушай, нравится нам это или нет, но мы будем работать вместе.
Я киваю. Я пытался добиться перевода на другое назначение, но не было свободных вариантов.
— Пойдём, выпьем кофе. Поговорим. Выясним, как мы сделаем это, не перегрызая друг другу глотки.
Я чувствую комок в горле. Одно дело сидеть вместе с ней в офисе Форрестера, другое — пойти куда-то в другое место и разговаривать о чем-то кроме работы. Но она права. Если мы будем делать это каждый день, мы должны установить основные правила, или мы будем несчастными.
— Хорошо, — говорю я. — Когда?
— У меня классы до конца дня, как насчёт прямо сейчас?
Я киваю. — Хорошо
Я медленно встаю. Чувствую боль. За день до этого у меня был сеанс терапии в Бруклинской больнице. Ужасно забавно. Моим терапевтом был сорокапятилетний бывший морской пехотинец, и он был приверженцем мысли, что боль хороша. Проблема в том, что трудно навязать свою точку зрения тому, у кого нет ноги. Серьёзно, сколько сочувствия он собирался выложить?
В любом случае, мне никогда не нравились морские пехотинцы.
Я следую за ней в кафе за углом от офиса Форрестера. Это хорошее местечко на открытом воздухе. Я немного смущаюсь, пока мы идем. Она взяла темп жителя Нью-Йорка, я перешёл на темп черепахи, благодаря трости.
Она замедляется, подстраиваясь под мой шаг. Половину пути спустя, она, наконец, что-то говорит мне.
— Так что случилось с твоей ногой?
Я пожимаю плечами, и даю короткий ответ:
— Хаджи думали, что мне лучше без нее. Придорожные бомбы.
Она вздыхает. — Прости.
— Всё не так уж и плохо. Мне нужно ходить в больницу и жить. Это делает меня счастливым, — чего я не договорил: …в отличие от Рейнольдса и Томпсона, ни один из них не выжил.
В кафе она произносит:
— Займи место. Я принесу нам кофе. Ты пьешь то же самое?
Я киваю и благодарю её, усаживаясь в кресло.
Пока я жду Алекс, я достаю телефон и просматриваю почту. Чёрт. Большинство — мусор. Письмо от мамы. Я отвечу позже. Она, конечно, беспокоится обо мне. Некоторые вещи никогда не меняются. Долгое время я был на неё сердит за то, что я ушёл из школы. Но сейчас я благодарен за это. Это дало мне возможность перенести тяжелые времена. Дало возможность держать голову высоко и узнать мои приоритеты, которые были непостоянными, пока я был молод.
Когда Алекс возвращается к столу с двумя огромными кружками кофе, я убираю телефон.
— Спасибо, — говорю я. Делаю глоток. Он действительно хорош.