– А вы уверены, что это правда?
– Думаю, в глубине души я всегда сомневалась, не злобная ли это выдумка. – Фрэнсис улыбнулась, глядя на свои руки. – Но мои двоюродные бабушки как раз сегодня подтвердили эти слова. Прежде чем уехать, я все им рассказала и неожиданно узнала, что отец уже сделал это, как только прибыл со мной в Англию. Они всегда это знали.
Лусиус понял, что она плачет, когда от упавшей ей на колени капли потемнела ткань платья, и протянул Фрэнсис носовой платок. – Вот видите, я не могу выйти замуж ни за кого из высших слоев общества. Я не могу выйти замуж за вас. И прежде чем наброситься на меня с возражениями, остановитесь и подумайте, Лусиус. Вы дали обещание своему дедушке и всей своей семье. Я познакомилась с ними и увидела вас в семейном кругу. Я поняла, что вы к ним привязаны и, больше того, любите их. И я понимаю, что ваша импульсивность почти всегда объясняется любовью. Думаю, вы сами плохо представляете себе, какой вы замечательный человек. Ради своей семьи вы не должны на мне жениться.
Глупо, но Лусиусу вдруг самому захотелось заплакать. Неужели это правда? Быть может, он действительно не такой уж никчемный человек, каким иногда себя считал?
«Я понимаю, что ваша импульсивность почти всегда объясняется любовью».
– Уже совсем стемнело, – сказал Лусиус, – и если в этой гостинице мне не предложат на ужин достойный мясной пирог, я буду дьявольски зол. Полагаю, вы готовы выпить чашку чая?
Фрэнсис высморкалась и взглянула по сторонам, словно только сейчас осознала, что экипаж уже не катится по проезжей дороге.
– О, Лусиус, – засмеялась она дрожащим смехом, – две чашки будет еще лучше.
– И еще одно, – сказал он, прежде чем сделать Питерсу знак открыть дверцу и опустить ступеньки. – На эту ночь мы мистер и миссис Маршалл. Не будем шокировать нашего хозяина тем, что, прибыв в одном экипаже, объявим себя виконтом Синклером и мисс Аллард. – Не дав ей возможности ответить, Лусиус выпрыгнул из экипажа и, обернувшись, подал Фрэнсис руку.
– Я уже начал думать, хозяин, – сообщил Питере, – что мне до самого рассвета придется отвлекать внимание старины Томаса, чтобы он смотрел сюда, а не оглядывался назад.
Лусиус оставил остроту без внимания.
Глава 24
– Это важно, – сказала Фрэнсис. – Действительно важно, Лусиус.
– Абсолютно не важно. – Он смотрел на Фрэнсис с явным раздражением. – Боже мой, Фрэнсис, если бы только вы рассказали мне все это, когда мы попали под дождь в Сидней-Гарденс, к этому времени мы уже были бы мужем и женой.
– Это невозможно. – Ее сердце наполнилось болью. – Вы даже не хотите подумать, Лусиус.
В гостинице не было отдельного кабинета, и они, сидя в общем обеденном зале, не могли продолжать обсуждать свои проблемы. Хозяин принес им ужин – ростбиф с овощами, но Фрэнсис хотелось бы заказать только хлеб с маслом и чай.
Лусиус был красив и элегантен, он переоделся к ужину и побрился, и эта последняя процедура происходила на глазах у Фрэнсис, когда она, обхватив руками колени, сидела на широкой кровати в их общей комнате.
Сцена была до боли домашней. Лусиус был без рубашки, и Фрэнсис видела крепкие мускулы у него на руках, на плечах и на спине. Он был великолепно сложен, хотя нельзя сказать, что Фрэнсис рассматривала его с научной точки зрения – она просто ощущала в нем мужчину.
И еще она полностью отдавала себе отчет в том, что они проведут ночь вместе в этой комнате – и в этой постели, но это ее нисколько не смущало.
– Для вас важно, что Аллард – или, полагаю, Хеллард – не был вашим настоящим отцом? – спросил Лусиус и, взяв в руки нож и вилку, разрезал мясо.
– Поначалу было очень важно, и мне не хотелось этому верить. Но мне кажется, это совсем не то, что стала бы распространять леди Лайл. Она была жадной и временами злобной, но я не думаю, что она настолько безнравственна. Со временем, когда я оправилась от первого потрясения, я поняла, что любовь, которой отец всегда окружал меня, была еще более ценной, чем я всегда ее считала, потому что я даже не была его плотью и кровью. Но это важно в других отношениях. В обществе я была самозванкой. Я не могла выйти замуж за Чарлза, даже если бы все еще любила его. И нельзя обо всем говорить в прошедшем времени – я не могу выйти замуж за вас.
– Неужели вы столь наивны, Фрэнсис? Часто люди из высшего общества вовсе не имеют тех родителей, о которых заявляют. Разве вы не слышали, как говорят, что если женщина подарила своему мужу наследника и еще одного ребенка, она может продолжать наслаждаться жизнью, как ей заблагорассудится, при условии, что будет осмотрительна? Существует много великосветских женщин, делающих это с большим энтузиазмом и поставляющих своему мужу целую армию отпрысков, к появлению которых он не имеет никакого отношения. И что же сказали ваши бабушки?
– Они сказали, что когда первый раз увидели меня, я была совсем крошкой с большущими глазами, и они сразу же полюбили меня. Они сказали, что когда отец рассказал им правду обо мне, то это просто не имело для них никакого значения. Мой отец был у них любимым племянником, а он признал меня как собственного ребенка, и им никогда и в голову не приходило не считать меня своей внучатой племянницей. Они сказали, что я для них самое дорогое сокровище.
– Когда сегодня днем я был у них с визитом, они еще сказали мне, что вы их наследница.
– О-о! – Фрэнсис с легким стуком положила вилку и нож, отказавшись даже делать вид, что ест.
– Фрэнсис, вы же не собираетесь снова расплакаться? Если бы я знал, я прихватил бы с собой дюжину чистых носовых платков. Но я этого не знал, так что не плачьте, любовь моя.
– О, я не плачу. Но три года назад, когда графиня Фонт-бридж явилась ко мне со своими угрозами, я думала только о них. Я не вынесла бы, если бы они узнали, как их обманывали все эти годы. И наверное, мне была невыносима мысль о том, что я могу потерять их любовь. Но сегодня, когда я пришла к ним в летний павильон, чтобы все им рассказать, они были в смятении оттого, что я знаю правду. А потом они обнимали и целовали меня, называя глупышкой зато, что я хотя бы на секунду усомнилась в них.
– Вот видите, Фрэнсис? Они со мной согласны – в том, что вы глупышка. Никогда не следует сдаваться перед угрозами и шантажом. Я вернусь, найду леди Фонтбридж и, если желаете, дам ей пощечину – вернее, дал бы, но не по-джентльменски так поступать с дамой.
– Ах, Лусиус! – рассмеялась Фрэнсис. – Я побывала у нее сегодня утром и сказала ей, что хотя я и уезжаю в Бат, я больше не считаю себя связанной обещаниями, которые дала больше трех лет назад, кроме одного – не выходить замуж за Чарлза, потому что я вовсе не собиралась этого делать. А потом я посетила леди Лайл и заявила ей, что больше не считаю себя ее должницей и ничем не обязана Джорджу Ролстону. Она пригрозила мне распространить в Бате свои злобные сплетни, а я сказала ей название школы и где ее найти.
Вилка Лусиуса застыла в воздухе между его ртом и почти пустой тарелкой, он ухмыльнулся, и Фрэнсис почувствовала, как у нее в груди подпрыгнуло сердце.
– Браво, моя любовь!
– Лусиус, – со вздохом сказала Фрэнсис, – за последний час вы уже в третий или четвертый раз называете меня так. Вы должны это прекратить. Правда, должны. Вам необходимо сосредоточиться на том, чтобы выполнить обещание, которое вы дали своему дедушке. Если мисс Хант больше не кандидат в невесты, вы должны найти кого-то другого.
– Я ее нашел.
– Вашей невестой должна быть та, кого примет ваша семья, – снова вздохнув, сказала Фрэнсис. – Вы это понимаете. Вы дали обещание, как только узнали, что здоровье графа Эджкома ухудшается. Знаете, почему вы дали это обещание? Потому что это был ваш долг? Да. Я не сомневаюсь, что долг очень много значит для вас. Потому, что вы любите дедушку, свою мать и сестер? Да. Вы должны жениться, остепениться и иметь собственную семью, Лусиус, потому что вы любите семью, которая вскормила вас, и чувствуете, что обязаны ей своим благополучием.