— Ты всегда любила что–нибудь такое… экстремальное, — сказала Лада, и мне показалось, что она просто нашла какой–то эвфемизм взамен другого слова, которое вертелось у нее на языке. — Бывала на нелегальных вписках, общалась с автостопщиками, посещала запрещенные концерты. Но все стало еще хуже, когда ты начала ходить на акции «Зеленых». Ты все–время где–то пропадала. Занималась непонятными делами, помогала людям, о которых я почти не знала. И которые, если на то пошло, были мне крайне неприятны.
— Почему?..
Лада едва заметно усмехнулась.
— Как тебе сказать… Было в них что–то подростковое. Самоуверенные, резкие и в то же время слишком инфантильные. Каждый второй считал себя борцом за справедливость — только потому, что выходил на улицу махать зеленым флагом. Я не спорю, это смело. Но должны существовать какие–то другие способы. А они даже не пытались их искать. У меня часто создавалось впечатление, что им нравилось делать то, что они делают — и то, КАК это делается. Они получали удовольствие от своей войны. Про быт я вообще не говорю. Всю ночь пить пиво и петь под гитару, а потом улечься прямо на полу — это считалось почти нормой. А вот простыни и чистая одежда — это называли буржуазным. Ну, тебе–то они нравились. По правде говоря, ты уделяла им гораздо больше времени, чем мне. На самом деле, ты всегда была очень принципиальным человеком. Я не могла не уважать тебя за это, но… но то, что ты начала делать под конец, было похоже уже не на принципиальность, а на глупую браваду.
Лада допила свой кофе. Блюдце странно тренькнуло, когда она поставила назад пустую чашку, и я вдруг со странным удивлением заметила, что пальцы у нее слегка дрожат.
— Я поняла, что для тебя эта война всегда будет важнее нас двоих. Все, что ты говорила о любви, было только словами. Все твои поступки говорили о другом — о том, что для тебя не существует никакого «мы». Есть только ты и твоя личная война. И ты не согласишься отказаться от нее, чем бы это ни обернулось для людей, которые… ну, скажем так: которым ты на тот момент была небезразлична. В конце концов, это было обыкновенным эгоизмом, но, если я начинала говорить тебе об этом, ты доказывала, что, наоборот, заботишься совсем не о себе. В конце концов, мне стало ясно, что ты просто не желаешь меня слышать. Тогда я сказала, что нам лучше разойтись. Я не хотела принимать участие в том, что с тобой случится дальше. А о том, что это обязательно случится, ты тогда знала не хуже меня. Наша сегодняшняя встреча — лучшее свидетельство того, что я была права.
Лада немного помолчала и спросила:
— Я ответила на твой вопрос?
— Д-да. Пожалуй, да, — растерянно пробормотала я.
— Тогда, наверное, нам нужно попросить принести счет.
Я вздрогнула. Как «счет»? И это все?!
— А… да, конечно. Я сейчас схожу за официанткой. Но… как думаешь, мы бы могли как–нибудь встретиться еще раз?
— А зачем? — странно бесцветным голосом спросила Лада.
Действительно — зачем? Что она может думать о моих мотивах, если спустя год после нашей последней встречи, ничего толком не зная ни о ней, не о себе, я приезжаю в другой город и хочу увидеть ее снова? Ладно, предположим, я всего лишь собираю информацию о своем прошлом. Но она уже все рассказала. Может быть, она восприняла мою идею о второй встрече как флирт? Если и так, то было видно, что ее это совсем не радует. Возможно, она предпочла бы больше никогда меня не видеть. Ну а мне… а мне слишком больно было отпускать эту единственную подлинную связь с моим недавним прошлым.
Ничего подобного мне не почувствовать ни с Вардом, ни наедине с моим фотоальбомом. Только с этой необычной девушкой с зеленовато–серыми спокойными глазами. Мучаясь от невозможности хоть как–то передать это словами, я пустилась в сбивчивые объяснения.
— Я понимаю, как тебе может быть неприятна сама мысль о Джей. На твоем месте я бы тоже вряд ли захотела с ней встречаться. Но ее, по сути, больше нет… Она исчезла вместе с моей памятью. Остался совершенно другой человек. Ты только не подумай, что я чего–нибудь от тебя хочу, или рассчитываю на восстановление наших тогдашних отношений. Но, по крайней мере, мы могли бы… просто пообщаться.
Губы Лады искривила горькая улыбка.
— Знаешь, а ведь ты не так уж сильно изменилась. Та же поразительная неспособность понимать, что чувствуют другие люди. Нет. Прости, но нам точно не следует общаться. Даже просто видеться не следует.