Не выпуская моих рук, он поднялся и присел рядом на кровать. Затем привлек к себе и бережно обнял за плечи. В этот миг никакие слова в мире не смогли бы успокоить меня, да я в них и не нуждалась. Все те горечь и напряжение, что скопились во мне за последние дни, казавшиеся дольше века, прорвались наружу. Я неудержимо зарыдала, уткнувшись в грудь мужчины, когда — то бывшего мне другом. Он гладил мои волосы, плечи и что — то почти беззвучно шептал. Лишь пару раз проскользнуло отчетливое «моя хорошая Лили», но даже это не привело меня в чувства. Наоборот, тоска набросилась с новой силой, и я заплакала еще горше.
— Не плачь… — пробормотал Северус, теснее прижимая меня к себе. — Не плачь…
Но я была во власти отчаяния, которое вгрызалось в душу словно неведомое злое животное, принося неимоверные страдания. Слезы душили меня. Я скорчилась в объятиях Северуса, судорожно сотрясаясь всем телом.
— З-зачем?.. — давясь рыданиями, глухо простонала я, бессознательно стискивая на нем мантию. — Зачем все это?
— Что это?.. — спросил он. В его голосе явственно звучала растерянность.
— Зачем я вернулась в этот мир?.. Здесь все другое… Я не смогу… не смогу жить спокойно, зная… — На миг я задохнулась от острой, нестерпимой боли. — Ради чего вообще эта новая жизнь?..
— Ради твоего сына, — тихо, но твердо сказал Северус, обхватив мое лицо ладонями и приподняв голову. — Ты же сама знаешь, что это так. Ради Гарри и хотя бы ради Люпина. Ты видела, что значит для него твое возвращение. И, — он понизил голос, теперь в нем слышались хрипловатые нотки, — может быть, совсем немного — ради меня.
Не прекращая плакать, я посмотрела в его лицо, расплывающееся от слез. Оно оказалось очень близко от моего, так близко, что щеки коснулось дыхание Северуса, но я ничего не предприняла для того, чтобы увеличить расстояние. Перед мысленным взором вставал образ то Гарри, то Джеймса, поэтому Северус время от времени будто отдалялся от меня.
— Ты ведь не бросишь меня, правда?.. — шепнула я неизвестно кому.
— Никогда… — шепнули в ответ.
В следующий момент к моим губам прижались мужские губы, и я замерла от неожиданного, но вроде вполне естественного прикосновения. Нежный поцелуй на мгновение вытеснил все ненужные и горькие мысли. Руки сами собой опустились на надежные широкие плечи, и мне вдруг стало удивительно спокойно и безмятежно. Так всегда бывало, когда меня обнимал Джеймс. Вот и сейчас, ощущая на своей талии мужские ладони, тепло которых проникало сквозь ткань платья, я явственно увидела любимое лицо Джеймса. Это длилось то тех пор, пока в голове что — то не щелкнуло. Джеймса нет, и он не мог целовать меня. Я вздрогнула, отстраняясь, и открыла глаза. Каково же было мое изумление, когда в сознание просочилось понимание того, что объятия принадлежат Северусу, и именно он поцеловал меня. От этого открытия даже высохли слезы.
— С-Северус… — с легким заиканием сказала я, пытаясь прийти в себя от странного помутнения.
Высвободилась из его объятий и поднялась на ноги. Северус встал тоже. Он не старался скрыть свое волнение, глядя на меня с лихорадочным блеском в глазах.
— Лили… — произнес и умолк.
Мы смотрели друг на друга с некоторой неловкостью, словно какие — то подростки на первом свидании, и не знали, что сказать. Подобное поведение было совсем не свойственно для него. Ни робость, ни, тем более, нежные поцелуи никак не ассоциировались с тем Северусом, которого знала я. Но то, что произошло сейчас… выбило меня из строя, однако вместе с тем — позволило отвлечься от горестных мыслей.
— Не надо… — несколько невпопад пробормотала я, отворачиваясь. Вновь оглянулась на него, как будто удостоверяясь, что это действительно Северус Снейп. Покачала головой. На губах все еще чувствовался недавний поцелуй, и меня охватило смятение. Как такое могло произойти? — Не говори ничего…
— Почему?
— Потому что не хочу, чтобы ты оправдывался. Это я виновата, потеряла голову…
Голос сорвался, а на глаза опять навернулись слезы.
— Я не собираюсь оправдываться, — хрипло отозвался он. — И это не ты потеряла голову, а я.
Против своей воли я неожиданно рассмеялась, что было больше похоже на кашель.
— Ты? Никогда не поверю, что ты можешь это сделать. Кто угодно, только не ты.
— По — твоему, я этакий сухарь, которому чужды любые чувства и в первую очередь — любовь? — как — то горько усмехнулся Северус.
Любовь? Почему он вдруг заговорил о любви?
— Я не считаю тебя таковым, Северус, — обескураженная внезапным его порывом, сказала я. — Вовсе нет. Просто мне никогда не приходилось…