– Скалли, – бормочешь ты. – О, Скалли…
Она хнычет и затем начинает стонать – поначалу низко, но затем все выше и выше, с такой силой сжимая спинку, что костяшки ее пальцев белеют. Она мотает головой из стороны в сторону, и ты видишь, что ее глаза закрыты, а язык снова и снова облизывает губы. Она притворяется, представляет. Она так прекрасна, так чертовски изысканна. Ты расставляешь ладони, вжимая их в изгиб ее талии, и опускаешь вниз, пока они не смыкаются на ее животе, одновременно следуя заданному ею ритму и трясь о ее неистово вращающуюся маленькую попку.
– М-м, да, – стонет она. – Дааа… о, так хорошо… – Ты не знаешь, что на тебя находит, но тебе нужно ощущать ее, нужно чувствовать ее всю, насколько это возможно, так что ты опускаешься на ее спину всем телом, окутывая ее, словно одеялом, одной рукой обнимая за талию, а другой – упираясь в кровать для равновесия. – Боже, – выдыхает она. – Боже, Малдер. – Ее тело извивается под тобой.
В этом нет больше ни следа притворства. Нет, все по-настоящему. Это вы со Скалли, делающие шаг вперед. Хотя дерьмовый второсортный номер в отеле – не самое подходящее для этого место, в каком-то смысле это просто очаровательно идеально. Вам двоим, кажется, лучше всего в наименее предпочтительных обстоятельствах, так чего иного ты ожидал?
Ты прижимаешься губами к тому месту под ее ухом, которое, как ты знаешь, сводит ее с ума, и она выгибает шею, хныча «о боже», самым сексуальным запыхавшимся голосом из всех, что ты когда-либо слышал, и ты просто не в силах этого вынести. Это сюрреалистично, это потрясающе, это слишком, слишком, и ты не знаешь, сможешь ли…
– Ладно, операция сворачивается! – Ты подпрыгиваешь при звуке искаженного статическим шумом голоса, рявкающего тебе в ухо. – Подозреваемые сваливают, они покидают номер, черт возьми. Нам придется попробовать в другой раз, к сожалению. Заберите оставленное в номере оборудование, агент Малдер. Мы выдвигаемся.
– Что? – спрашивает Скалли. – Что, Малдер?
Ты по-прежнему касаешься губами ее шеи. Твой член пульсирует. Она дышит так тяжело, что ты буквально чувствуешь, как ее легкие расширяются под твоей рукой.
– Все закончилось. Подозреваемые свалили…
Никто из вас не двигается. Звуки твоего рваного дыхания и биения сердца в ушах просто оглушительны. Почему ты до сих пор не заметил, как здесь тихо? Она теплая и невозможно идеальная под тобой. Ты же до чертиков испуган. Твой член по-прежнему пульсирует.
Медленно, так чертовски медленно она начинает поворачивать голову, и тебе кажется, что ты умрешь от того, насколько медленно это происходит. Ты видишь ее рот раньше глаз, кончик ее языка подрагивает в уголке губ, и затем в твоем поле зрения появляются ее глаза, но они закрыты, они, черт побери, закрыты. Пожалуйста, Скалли, пожалуйста, но затем, но затем…
Они открываются, и в ту секунду – миллисекунду – когда ваши взгляды встречаются, ты знаешь, ТЫ ЗНАЕШЬ, и она знает, и это похоже на взрыв, от которого закладывает в ушах и отваливается челюсть – яростный, неистовый и внезапный, и вот уже после нескольких стонов, хрипов и вздохов юбка оказывается вокруг ее талии, трусы – вокруг бедер, а твой пульсирующий член наконец вырывается на свободу и, ни хрена себе, Господи Иисусе, ты внутри нее – после семи лет и самой абсурдной ночи в твоей жизни ты наконец оказываешься внутри нее.
– О боже, – хнычет она. – О боже, Малдер, черт, – снова хнычет она, а потом выгибает спину и пихает свою попку назад, вжимаясь в твои бедра, и, детка, за это ты заслуживаешь, чтобы все было медленно и приятно, но какое там, когда ты делаешь нечто подобное, так что ты просто обхватываешь ее бедра – изящные изгибы ее костей, такой мягкой кожи и ткани задранной юбки, что у тебя по телу бегут мурашки – и устремляешься ей навстречу, словно приливная волна. Снова, и снова, и снова. И ей это нравится, ты знаешь, что нравится, потому что она стонет так сладко и издает жалобные звуки, повторяя твое имя.
И ты тоже стонешь, а как иначе? Она такая влажная, и тугая, и она Скалли, она гребаная СКАЛЛИ, и ты был влюблен в нее дольше, чем способен вспомнить, даже до этого.
– Скалли, охренеть, детка… – Ты не в силах сформулировать сколько-нибудь связную мысль от того, насколько это здорово.
Она хнычет и жалобно скулит, вжимаясь своей симпатичной попкой в твой пах, и это Скалли, Скалли, и сам этот факт почти заставляет тебя потерять рассудок. В отчаянии ты дотрагиваешься до того места, где твой член встречается с ее вагиной - ни хрена себе, она такая горячая и скользкая – и находишь ее идеальный маленький клитор, после чего немедленно начинаешь его поглаживать. Ты яростно поглаживаешь, потирая его с такой силой, словно ее тело – это сосуд, а она – джинн, и у тебя осталось последнее желание. Только это не так, потому что она уже даровала тебе это желание – ЭТО, это твое желание, ваши соединенные тела и есть твое желание, и ты неспособен связно мыслить, но она стонет: «Так хорошо, так хорошо, Господи Боже, Малдер, так хорошо», и ее голос с сексуальной хрипотцой в конце концов подталкивает тебя к краю.
Ты кончаешь в ослепляющей вспышке, со стоном говоря: «Мне жаль… жаль», потому что чувствуешь себя ужасно и одновременно так здорово.
Но прежде чем ты закончил, она тоже стонет и хнычет, произнося этим запыхавшимся пронзительным голосом: «Малд… черт… о бооооже», и затем сотрясается под тобой. Это потрясающе, абсолютно потрясающе.
Вы оба падаете на кровать бесформенной кучей, тяжело дыша, не чувствуя своих конечностей, залитые потом, и, Скалли, ты хоть представляешь, как сильно я тебя люблю? Ты подумываешь о том, что надо бы постелить под нее что-то чистое, чтобы ее кожа не соприкоснулась с этим грязным покрывалом 1973 года, но это ведь будет означать, что тебе придется отодвинуться, а ты ни за что на свете на это не пойдешь. Никогда. Ты планируешь прикасаться к ней каждую секунду всю свою оставшуюся жизнь.
Она поворачивается к тебе лицом – ее щеки пылают, волосы влажные на висках. Ты убираешь локон с ее щеки, и она улыбается.
– Ты в порядке? – тихо спрашиваешь ты.
Она издает смешок.
– Ты же вроде тоже тут был? Думаю, я больше чем в порядке.
Ты опускаешь голову и усмехаешься, а потом начинаешь смеяться. И она смеется вместе с тобой. И вот уже вы оба задыхаетесь от смеха над нелепостью, и абсурдностью, и потрясением от того, что вы только что сделали. Это напоминает тебе о вашем первом деле и смехе под дождем, и от этой мысли у тебя чуть слезы на глаза не наворачиваются.
Когда вы наконец успокаиваетесь достаточно для того, чтобы заговорить, ты произносишь:
– Так что, Скалли, мы были достаточно убедительны для тех парней в соседнем номере? Или нам стоит попробовать еще один раунд, ну, знаешь, просто на всякий случай?
Как ты и предполагал и втайне надеялся, она привычно закатывает эти свои симпатичные голубые глаза в ответ.
На этот раз, однако, вместо того чтобы разозлиться, вместо того чтобы поддразнить ее, говоря, что они так и застрянут, вместо того чтобы сделать что-то еще, чтобы вызвать у нее еще большее раздражение, ты перекатываешься на нее и целуешь – целуешь все еще пылающие щеки, брови-гусеницы и сладкие розовые губы, пока ее глаза больше даже не пытаются закатиться, вместо этого просто закрываясь от удовольствия.
Ты решаешь, что тебе нравится этот отель. Этот «Лакшериз Стэй: кабельное ТВ и роскошные номера с 1973 года!». Ты думаешь, что он нравится тебе вместе с грязными отвратительными покрывалами на кровати и всем остальным. Или, может, тебе просто нравится человек, с которым ты сейчас рядом. Все как-то смешалось. Когда вы с ней закончите с поцелуями, стоит проверить, не врут ли в рекламе насчет кабельного.
Хотя, возможно, вы будете слишком для этого заняты.