Александр растерянно сел на стул.
- Даже не знаю, что сказать Вам. Дел у меня, действительно, более чем достаточно. Даже, откровенно, много до неприличия. Вот только Ваш вопрос не совсем правильный. В ходе нашего предыдущего разговора я Вам ясно дал понять, что результат дела зависит исключительно от позиции Вашего сына. Я буду расследовать это дело только в том случае, если он намерен добиваться привлечения виновного, если тот действительно есть, к ответственности. Да, это не просто. Очень не просто. Но, иного пути я не вижу. Скажу больше, лично я не могу гарантировать, что виновному назначат наказание, полностью соответствующее тяжести деяния. Что бы там не говорили, но суд, есть суд. Как решит, так и будет. Хотя, лично для Вашего сына это не столь существенно. Дело в другом. По заключению врачей, Ваш сын до конца жизни останется инвалидом. И, самое печальное, состояние его здоровья пока остается не понятным. Оно может стабилизироваться, улучшиться или, это самое плохое, резко ухудшиться.
Если он даст показания, что все произошло по его личной вине, получит небольшую подачку и все. Если, не дай бог, все будет плохо, ни к кому и никогда претензий предъявить не получится. Сам виноват- сам и выкручивайся. А если суд признает, что вред здоровью причинен противоправными действиями офицера, то тогда Вы всегда сможете потребовать возмещения вреда от Министерства обороны и виновного. Конечно, с нашим законодательством и это не так просто но, все лучше, чем ничего.
Вот такие «пирожки с котятами». Я обязан это Вам объяснить, что и делаю.
- А похожие дела у Вас есть?
- В смысле «похожие»?
- Ну, когда офицеры бьют солдат или издеваются, или . . ., ну, в общем, похожие?
- Есть. Например, начальник караула ударил солдата за провинность и сломал челюсть.
- И что там будет?
- Инна Николаевна! Вы меня извините за резкость но, что «там будет», я не могу сказать. Следствие заканчивается, и через пару недель я направлю дело в суд. И будет суд, а обвиняемого, по моему глубокому убеждению, признают виновным. Это- все что могу сказать. Другие вопросы не входят в мою компетенцию.
- А я могу посмотреть это дело?
- Зачем?
- Понимаете, я очень далека от всех этих судов-следствий. Всю жизнь честно проработала и ни с чем таким не сталкивалась. Поймите меня- газеты, телевизор да еще много чего только и твердят, что простому человеку добиться правды в нашей стране очень трудно. Нанимать адвокатов для нас нереально. Позвольте прочитать хоть один приговор по делам, когда офицеры били солдат. Больше мне ничего не требуется.
Смирнов удивленно разглядывал собеседницу. Действительно, просьба, честно говоря, не обычная. Хотя, каждый человек это отдельная вселенная.
Александр взял со стола проект постановления о привлечении в качестве обвиняемого и передал его женщине.
Он действительно заканчивал следствие в отношении еще одного старшего лейтенанта, который разозлился на подчиненного и ударил последнего в челюсть. И ударил очень сильно. Челюсть сломалась в двух местах, а осколок кости повредил левый глаз. Травма оказалась настолько серьезной, что парень «заработал» инвалидность и был уволен как не годный к дальнейшему прохождению военной службы.
Расследование было очень не простым. Помимо откровенно противодействия расследованию со стороны командования части имелись и иные существенные трудности. Например, отсутствие прямых свидетелей. Офицер выволок солдата из караульного помещения на улицу, и сам момент удара не видел никто. Единственный свидетель- солдат, возвращавшийся из уборной. Он видел, как его товарищ вылетел из-за угла здания и когда подошел ближе, офицер уже ушел. Конечно, имелись еще три солдата, но они выбрали очень нейтральную позицию – ничего не слышали и не видели. Ссоры не наблюдали. Видели потерпевшего в 14.05 абсолютно здоровым, а в 14.10 со сломанной челюстью. Тем не менее, Смирнов смог собрать доказательства, достаточные для привлечения этого офицера в качестве обвиняемого. И позиция потерпевшего тут была более чем решительная. Помимо весьма неприятного вида шрама и косящего глаза, у него возникли еще и серьезные проблемы со здоровеем в виде ухудшения зрения и сильных головных болей. В общем, досталось парню «по полной» и он решительно добивался справедливости. Поэтому Смирнов без колебаний передал проект постановления Инне Николаевне.
Женщина долго и внимательно знакомилась с документом. Наконец, она его возвратила Смирнову и решительно встала со стула.
- Все, мы с сыном решились и готовы дать показания. Пойдемте.
Сделав пару решительных шагов, женщина обернулась и удивленно посмотрела на так и оставшегося сидеть Смирнова.
- Александр Николаевич! Пойдемте! Нужно записать показания!
- Инна Николаевна! Вы правильно отметили, что дел у меня очень много. Я итак много времени потратил впустую, записывая неопределенные показания Вашего сына. Через полчаса у меня запланированы следственные действия по другому делу. Завтра в 16 часов я буду в госпитале и все запишу. А теперь, до свидания.
Женщина сначала возмущенно округлила глаза и даже набрала побольше воздуха в легкие но, опять окинув взглядом стопки документов, вдруг виновато улыбнулась.
- Ой, простите. Не подумала. Будем с сыном Вас ждать. До свидания!
- Надеюсь, завтра разговор получиться более продуктивным.
Инна Николаевна пару секунд осмысливала услышанное, потом смущенно улыбнулась и вышла из кабинета.
Напротив Смирнова расположился за столом пухлый молодой парень в модно-кричащем спортивном костюме со свежим шрамом под левым косящим глазом. Сейчас повреждения выглядели не так страшно, как во время их первой встречи. Тогда, встретившись взглядом с открытым глазом потерпевшего, излучавшим такую сильную волну боли и страха, Александр испытал острое чувство гнева по отношению к офицеру, решившего таким образом «воспитать» подчиненного. Позже выяснилась и причина столь серьезного повреждения от единственного удара- офицер являлся чемпионом РВСН по рукопашному бою.
Пока потерпевший знакомился с материалами дела, Смирнов погрузился в воспоминания.
За время работы следователем, он расследовал уже достаточно уголовных дел, касающихся как неуставных отношений, именуемых в народе дедовщиной, а так же насильственных преступлений в части превышения должностных полномочий, когда начальник избивал подчиненного или подчиненных.
И во всех делах устойчиво просматривалась одна закономерность- потерпевшие являлись далеко не образцовыми военнослужащими. Они зачастую откровенно игнорировали установленные правила, проявляли лень и еще много иных гнусных черт человеческого характера. Конечно, впавшие в ярость офицеры не могут рассчитывать на понимание и тем более прощение, но. . . Это вечное Российское «но». Где находится та грань . . .
А если учесть, что «великие» политики и военачальники вдруг решили упразднить созданный еще Петром1 такой воспитательный орган как гауптвахты, а характеристики и иные им подобные документы в эпоху цветущего капитализма, блата и рыночной экономики престали что либо из себя представлять, то, получается, у современного офицера вообще не осталось никаких мер воспитательного воздействия кроме как увещевания распоясавшихся бойцов по примеру, например, христианских проповедников.
Расследуя это дело, Смирнов очень хорошо ознакомился в характеризующими потерпевшего материалами и, честно говоря, они являлись исключительно негативными. У «злодея-офицера», наоборот, все только положительное. Причем, не только документы. Допрошенные свидетели в один голос отмечали исключительно положительные черты характера обвиняемого. Да и еще родившийся год назад ребенок!
Конечно, не стоило сбрасывать со счетов «обработку» свидетелей командованием части, но и Смирнов не вчера приступил к работе и уверен, что смог докопаться до истины.
Потерпевший вежливо кашлянул и Александр от неожиданности вздрогнул.