Выбрать главу

Глава 6

Все явления и события в жизни взаимосвязаны и подчинены закону взаимозависимого возникновения. Любое действие имеет последствие.

Александр сидел в любимом кресле у камина и, наконец, смог позволить себе покурить трубку. С тех пор, как в доме появились дети, курение стало под запретом. Доминик расположился на диване.

— Так, что ты хотел мне сказать? — с интересом спросил он.

— Мы с Мадхави ждём ребёнка… — сказал Александр.

— Да ты что! — Доминик поперхнулся.

— Да, я этого немного боялся, она сделала всевозможные тесты, всё в порядке. — сказал Александр.

— Ничего себе, братишка! Ну, ты выдал номер! — развёл руками Доминик.

— Хочешь сказать, на старости лет? — хохотнул Александр.

— Примерно так! Поздравляю вас! Родители знают?

— Пока нет. Даже не знаю, как сказать. Мы только усыновили двоих, а тут будет ещё один. — улыбнулся Александр.

— Брось! Мама будет рада! Количество младенцев в семье скоро достигнет предельного уровня! — рассмеялся Доминик, ему действительно было забавно, брат не уставал поражать его. — Я очень рад, что у вас с Мадхави так всё складывается, вы оба этого достойны.

— Это хорошо, что ты так думаешь, — улыбнулся Александр. — Как Стефания?

— Хорошо. Я счастлив. — сказал Доминик.

— Глория?

— Глория? Выходит замуж. А так, нормально. Конечно, много времени проводит со Стефано, но всё хорошо, думаю, только благодаря ему у нас сохранились нормальные отношения с ней. — Доминик вздохнул.

— Как часто он бывает в Палермо с Алессандро? — поинтересовался Александр.

— Я стараюсь контролировать все поездки. По большей части, он бывает у родителей в доме и время от времени остаётся в гостях у Алекса. Почему ты спрашиваешь?

— Ник, мне неприятно об этом говорить, но…

— Что?

— Я во многом ошибался… У Алессандро полно хороших качеств, в нём есть доброта и человечность, но последнее время я больше не вижу тенденции к развитию именно этой его стороны. Он завяз по уши в делах, которые оставил ему наш дед Сальваторе. Если раньше он хоть как-то пытался посмотреть на жизнь по-иному, то сейчас — нет. — сказал Александр.

— Ты что-то узнал? — Доминик напрягся.

— К сожалению, да. Помнишь тот его проект, которому я так радовался? — поинтересовался Александр.

— Приют, ветеринарная клиника? — постарался припомнить Доминик.

— Да, он самый. Так вот, всё было сделано с целью торговли наркотой под прикрытием…

— Твою ж…! Скотина! — Доминик не сдержался.

— Ники, ты ничего не можешь сделать. Несомненно, я попытаюсь с ним поговорить снова. Но, если раньше он пытался прислушиваться ко мне, к себе, то теперь этого нет. — сказал Александр.

— Я убью его… просто убью. — прошипел Доминик.

— И дальше? Доминик, что дальше? Лучано, Дарио, Альдо, Пьетро, Маурицио, Леонардо и иже с ними? Убьёшь всех? — спросил Александр.

— Меня это всё мучает. Я отлично знаю, кто мой сын, хоть и не вижу воочию его дела. Но знаю, это ужасно, понятия не имею, что делать. Аугусто растёт, что будет с ним?

— Подумай сам. Алессандро его обожает. Я буду пытаться, Ники, но мы стали слишком редко видеться с Алессандро. Часто приходит Лучано. Заходит и Дарио, а Алессандро нет. Мне стало казаться, что он начал избегать встреч со мной. Новости Сицилии я узнаю чаще из газет или от Лучано, чем от Алессандро, причем новости не самые весёлые, как ты понимаешь. — сказал Александр.

Доминик ничего не ответил, он и сам отлично это знал. В нём самом давно шла борьба между чувством вины, оттого что упустил однажды сына, чувством любви к нему и одновременно чувством, если не ненависти, скорее ярости и безвыходности. Он отлично понимал, что максимум, что он может сделать, то это застопорить несколько проектов, но не более того. Но проекты эти были вполне мирные, лишь попытки Алессандро взять строительные подряды и принять участие в распределении земель, было бессмысленно мешать ему в этом. Помешать другой его деятельности Доминик не мог.

— Ники, — продолжил Александр, — я могу дать против него показания.

— Ты серьёзно? — Доминик вздрогнул.

— Абсолютно. Я долго думал, и… я пойду на это только с твоего согласия. — сказал Александр.

Доминик не знал, что сказать. Он растерялся.

— Он мой сын, — пробормотал Доминик.