- А я что? Я ничего... - сконфуженно пробормотал Иван. - И вообще, это не я был... А так, другой Иван... Какой-то... Вовсе мне и незнакомый...
Конек задумался.
- Речка эта Смородиной зовется. И мост на ней один, да и тот Калиновый. Хоть неподалеку, а все не то - змеи живут там, чего доброго, съедят.
- Так ведь он сам ведун, - встрял Иван, кивнув на Владимира.
- И то верно! - Горбунок разом встряхнулся и вихрем помчался по берегу.
Что же вы такое, речка Смородина да Калинов мост?.. Сколько исследователей, столько мнений. Вот, например, что говорит известный филолог, профессор русского языка и словесности Киевского, а затем Санкт-Петербургского университета А.И.Соболевский. Что речка Смородина (точнее - Смородинка), протекает в северной части Орловской губернии близ древнего города Карачева и в Смородинской волости Фатежского уезда Курской губернии. Академик РАН, авторитетный российский археолог и историк Б.А.Рыбаков (автор прекраснейших работ по истории Руси и славян)полагает, что "...былинная река Смородина и город Углич соответствуют летописной реке Снепороду (современная Самара) и городу Углу". Еще один исследователь, Ю.Александров (найдите его статью в журнале "Знание - сила" N 6 за 1969 год), взяв за основу былину об Илье Муромце и Соловье-разбойнике в записи Гильфердинга (был такой русской историк, к сожалению, не переиздававшийся), указывает реку Свапу в Дмитровском районе Курской области. Многие производят название реки от "смород" - смрад, неприятный, удушливый запах, а название моста от "калина" - сильно нагретый. Отделяет река эта мир живых от мира мертвых, только чудища могут переправляться по мосту... В песнях народных, в былинах, в заговорах, "говорит человеческим голосом, за слова ласковые и поклоны низкие пропускает молодцев, других же обиды топит"... А кто хочет, пусть представит себе (есть и такие исследователи) тихую речку-реченьку, с берегами, поросшими смородиной, да с витым-перевитым калиною деревянным ажурным мосточком... А куда нас тем временем дорожка привела?
И впрямь, до Калинова моста оказалось рукой подать. Зато картина, открывшаяся их глазам, была настолько необычна, что Владимир от удивления даже рот раскрыл.
Сам мост не представлял из себя ничего особенного - обычный бревенчатый мост с грубо сколоченными перилами. Вход на него преграждал шлагбаум - здоровенная лесина, Владимир прикинул - сантиметров под сорок диаметром - по всему виду ель. С одной стороны к бревну был примотан здоровенный булыжник, с другой к нему был привязан крепкий канат, петлей накинутый на скобу, вбитую в массивный столб в человеческий рост. К этому же столбу был прибит скворечник, снизу которого висел холщовый мешок с большой, в ладонь, сургучной печатью. На столбе сидел огромный ворон и, склонив голову набок, внимательно рассматривал пришельцев.
Перед мостом сидели за шахматной доской, размером приблизительно сажень на сажень, мужичок в атласной рубахе и Змей, игравшие в тавлеи (для тех, кто случаем не знает - в русские шашки. И еще скажем, не вдаваясь в подробности, что игра эта упоминается, например, в Ипатьевской летописи XV века и Домострое).
Владимиру показалось, что он видит перед собой ожившего динозавра. Туловище размером с комнату в однокомнатной квартире, крупная рыбья чешуя цвета свежего мха, головы - нечто среднее между коровьей и бегемота, но не всамделишных, а таких, какими их обычно рисуют в мультфильмах. Чудище сидело, растопырив задние лапы и обвив себя хвостом, словно кошка. Передние лапы были скрещены на груди, и Змей быстро крутил большими пальцами. Одна голова сосредоточенно уставилась на доску, а две других о чем-то перешептывались позади нее, поглядывая то на доску, то на думающую, при этом время от времени деликатно хихикая. И такой он был весь домашний какой-то, плюшевый... Прелесть, одним словом, а не чудище.
Сделав ход, Змей довольно поерзал.
- Вишь, тезка мой, - сказал Иван-царевич, - меньшой Иван. Поди ж ты, должно быть снова прогневил царя-батюшку, вот его опять и послали... куда-нибудь.
- Лягай! - вдруг крикнул Горбунок и распластался на земле, прежде чем Владимир успел понять, что, собственно, от него требуется.
Над ними со свистом пролетел какой-то снаряд и так ударил в стену примостившейся неподалеку приземистой избушки, что у нее вылетели стекла. Из избушки вылетели еще два мужичка. Постарше игравшего, покряжистей, закатывая на ходу рукава.
- Умом тронулся? - заорали они. - Что за беда приключилась? Семь раз стекла вставляли!
- Да вот, заперли меня, - прокричал в ответ Иван-меньшой. - Обидно стало!
- То не лихо, - махнули рукой мужички и скрылись в избушке. Затем один из них выглянул. - Обидно ему... Завтра же отправляйся за стеклом, да найди себе хорошего учителя, а то так скоро всю избу по бревнам раскатаешь. Или во что другое играй... в домино там, в лото... А то еще за грибами сходи, трав пособирай... Но чтоб тихо, без всяких-разных... и чтоб рукавицы не метать...
- А я читал, что они сражаться должны; мой меч - твоя голова с плеч, ну и так далее.. - склонился Владимир к уху Конька.
- Сражаться... - Горбунок тряхнул гривой. - Кабы дело каждый раз до смертоубийства доходило, где ж Горынычей напасешься? А Ваня-то, поди, чуть ли не каждый год куда-то ездит.
- Вот они и порешили, - добавил Иван-царевич, - в игру эту сражаться, дабы обоим целыми быть. На щелбаны поначалу. Потом, правда, передумали. Силушки-то у обоих немеряно...
Горыныч неожиданно проиграл, вскочил и с шумом и плеском исчез под мостом. По воде часто-часто пошли пузыри, видимо, все три головы обвиняли друг друга в постыдном поражении.
- Что ж Горыныча обидел? Поддаться не мог? - насупился Иван-царевич. - Ему ж раз выиграть - на неделю разговоров.
- А так вот с ним и надо, окаянным, - произнес Иван. - Мало того, что о три головы думает, так ведь еще и подсказывать норовит. Глаз да глаз за ним нужен. Да и поддаваться как-то не с руки... Только начну, как сразу мысли нехорошие в голову лезут, злиться начинаю... Братьев беспокою... А ты, свет Иван-царевич, небось опять за яблоками молодильными? Каждый год ездишь...
- Оказия, вишь, вышла, - отмахнулся царевич и спешился. Владимир последовал его примеру. - Опять. С другой стороны - царь, он и есть царь, на него не угодишь. То ему сорт не тот, то червивые, то вообще земляные. А в этот раз, кричит, груши привез... За это я тебя, кричит, злодея, враз оженю. Будешь знать, как над старостью издеваться. Вот прям сейчас на Марье Моревне и оженю, а сам рушник мне тычет, где она сама себя вышила. Глянул я на изображение и понял - счастье мое в яблоках молодильных... Да что ж мы все обо мне да обо мне... Ты-то как?
- А как я? Да никак. Надоело на службе царской - спасу нет. Чуть слово поперек и пожалуйста - езжай за тридевять земель, диво дивное во дворец доставить. Вот здесь и пристроился избушкой - чего понапрасну-то ноги бить? Отдохну, порыбачу сколько надобно, - и к царю. Извините-подвиньтесь мол, ваше величество, да только опоздал я, кончилось диво дивное, вами заказанное. Через год обещали... Ну и мост, опять же, доглядать помогаю.
- Так пошто ж его сторожить-то? Чай, не украдут.
- Украдут - не украдут... А ты послушай, коли временем богат, - Иван широко махнул рукой и присел на бревно, служившее, видимо, лавочкой. Царевич и Владимир сели на другое, напротив. Конек встал рядом с Владимиром. - Прибыл к нашему царю-батюшке волхв заморский. У тебя, говорит, товар, у нас - купец. Сватаю, говорит, дочь твою среднюю, Доброславу, за сына короля нашего, Мил... Милдреда... Миледи... Тьфу, пакость! Пропади они пропадом, имена их иноземные. Ну, пусть Ваней будет.