Депутатский взгляд, зацепившись было за весьма искусные каменные статуи между колоннами, тут же переместился на куда более важные вещи. Факела! По всему периметру подземного зала глаз выхватывал аккуратные гнезда с торчащими оттуда факелами.
- Во... то, что доктор прописал, - господин Дрон выхватил ближайший факел из ниши и, прикрывая лицо от нестерпимого жара, протянул его к пылающей сфере.
Пара мгновений, и резвости почтенного олигарха позавидовали бы олимпийский чемпион. По прыжкам назад, разумеется. Нечасто в наше время можно увидеть, государи мои, столь резвые прыжки в исполнении немолодого уже, в общем-то, гражданина. Однако факел в его руке горел - а это главное!
- Мля!!! - крайне неполиткорректное междометие разорвало между тем давящую на сердце тишину.
Не успело испуганное эхо отразиться от самого дальнего угла подземного зала, как там же, в углу, оказался еще более испуганный депутат. Которого, в общем, нетрудно было понять.
Огненный шар достиг уже знакомых нам полутора метров в диаметре и выглядел более чем внушительно. Хлоп! - с почти беззвучным взрывом шар лопнул. Пещеру вновь затопила мгла. Ей, откровенно говоря, не очень-то и мешал жалкий огонек факела, по-прежнему торчащего в руке господина Дрона. Впрочем, по прошествии нескольких секунд глаза нашего владельца заводов-газет-пароходов адаптировались к наступившей тьме. А колеблющийся свет факела выхватил на месте исчезнувшего огненного шара очертания человеческого тела.
- Это чо, Терминатор, что ли? - весьма ожидаемо отреагировал на появление нового действующего лица господин Дрон. - Типа, сейчас встанет и предъявит: мол, мне нужна твоя одежда и мотоцикл!
Впрочем, ни на Т-800, ни уж тем более на Т-1000 лежащее на полу тело никак не походило. Те из наших читателей, кто читал сию главу с самого начала, непременно узнали бы в лежащем на полу гражданине господина Гольдберга. Одного лишь носа, отбрасывающего на каменный пол весьма характерную тень, было бы достаточно. Не случайно любимый анекдот студентов истфака гласил: 'Ой, мамочки, акула! Ну что ты, деточка, откуда здесь акула? То ж доцент Гольдберг на спинке плывет...' И вот, теперь доцент Гольдберг лежал на горячем каменном полу неизвестной пещеры, не проявляя ни малейших признаков жизни.
Впрочем, для господина депутата, не имевшего удовольствия быть ранее знакомым с господином доцентом, лежащее на полу тело ни о чем не говорило. Ну, гражданин и гражданин... На вид дохловатый. И задницу ему, похоже, припекает сейчас не по-детски!
- Ой-ё... - встрепенулся господин Дрон, сообразив, что горячий и до этого пол сейчас должен вообще напоминать сковородку. Подбежав к лежащему, он легко, словно редиску с грядки, выдернул с пола бессознательный организм господина доцента и, отнеся к стене, привалил его к подножию одной из полуколонн.
Хлопнул спасенного пару раз по щекам, но так - более для приличия. Вспомнив свое собственное пробуждение, господин Дрон резонно предположил, что особых причин для беспокойства за здоровье спасенного все же нет. Полежит чуток, да и сам очнется. А вот факелами нужно озаботиться - черт его знает, сколько им еще тут куковать! Так что, вставив горящий факел в гнездо и запалив рядом еще парочку, почтенный депутат отправился на промысел.
Собирая в охапку торчащие из гнезд тут и там местные осветительные приспособления, Сергей Сергеевич размышлял. Фантастическая картина появления человека из огненного шара сразу и окончательно вымела из головы любые мысли о шутках, розыгрышах или недоразумениях. Происходило нечто, явно очень серьезное. Что, разумеется, не повод для паники. Все же обильный поток попаданческой литературы давно уже подготовил население Российской Федерации чуть ли не поголовно к попаданию куда угодно и в кого угодно. Соответственно, расслабляться и надеяться на МЧС в голубом вертолете не стоило. А вот озаботиться собственным спасением было самое время.
Между тем, сознание начало возвращаться и к господину историку. Ровно в том же порядке, в каком за некоторое время до этого возвращалось оно к почтенному депутату. Слабость, головокружение и последние картинки из того, что запомнил его мозг, перед тем, как отключиться. Что же там было-то? Ах да, последняя семестровая лекция у второго курса...
- ...Увы! - вдохновенно вещал он с кафедры, не подозревая еще ни о чем таком, - сколь печальна была эта утрата для императора Анри и для всех жителей империи, французов и венецианцев, - лишиться из-за несчастного случая такого человека, одного из лучших сеньоров, одного из самых щедрых, одного из лучших рыцарей на свете! И произошло это несчастье в год от Рождества Господа нашего 1207-й.
Столбики пыли весело плясали в ярких лучах бьющего из-за портьер майского солнца. А хорошо поставленный голос доцента Гольдберга, гулко отражаясь от закругленных стен римской аудитории, уверенно выводил повествование на финишную прямую.
- Так заканчивает свою "Историю завоевания Константинополя" Жоффруа Виллардуэн, маршал Шампани и самый известный хронист четвертого Крестового похода. Мы же добавим, что четвертый поход фактически положил конец истории крестоносного движения в том виде, в каком его провозгласил знаменитый соотечественник Виллардуэна, папа Урбан II.
Великий призыв, обращенный с площади Шан-Эрм "к людям всякого звания, как конным, так и пешим, как богатым, так и бедным" и требующий "поспешить на выручку наших братьев, проживающих на востоке", был окончательно забыт. А грандиозный порыв, в течение целого столетия бросавший десятки тысяч воинов христовых на освобождение Святых мест и Гроба Господня из-под власти сарацин и язычников, оказался окончательно утрачен....
Доцент Гольдберг окинул орлиным взором аудиторию, привычно окунулся в восхищенные взоры прекрасной половины курса и, дождавшись, пока отзвучит звонок, поставил финишную точку.
- Именно лидеров четвертого Крестового похода, предавших саму идею крестового паломничества, обративших свое оружие вместо сарацин на единоверцев-византийцев и оставивших без поддержки крестоносные королевства, созданные по результатам первых трех крестовых походов, следует винить во всех последующих военных катастрофах. Катастрофах, в конечном итоге стерших королевства крестоносцев с карты Юго-Восточного Средиземноморья.
- Вопросы? Вопросов нет, - довольно заключил он, радуясь наконец-то закончившемуся учебному году. - В таком случае позвольте пожелать вам удачной сессии, хорошего лета, и до встречи в следующем семестре.
Евгений Викторович протянул руку, чтобы выключить проектор, и в это мгновение беззвучный черный взрыв смыл из его глаз круглую римскую аудиторию, столь же круглые коленки Машеньки Берсеневой, давно и небезуспешно строящей глазки любимому лектору, пляшущие в лучах майского солнца столбики пыли... Лишь бесконечная чернота вокруг, испещренная точками бесчисленных звезд, и медленно проступающее изображение исполинского дерева с мириадами звезд вместо листьев А потом все погасло...
- ... о-о-о, - тяжкий стон, вырвавшийся из уст несчастного доцента, мог бы, вероятно, растопить камень. Однако камень и не думал растапливаться. Зато вместо этого в нескольких метрах от господина Гольдберга в воздухе загорелся вдруг знакомый уже нашим читателям тусклый желтоватый огонек. Увы, единственным видимым результатом этого события оказался подскочивший неведомо откуда здоровенный и при этом совершенно незнакомый господину Гольдбергу мужчина с горящим факелом в одной руке и с охапкой не горящих - в другой. Мужчина уперся взглядом в разгорающийся огонек, не забывая при этом произносить слова.
Слова принадлежали, несомненно, русскому языку. Той его части, что носит гордое имя русского командного. Основная масса слов была доценту Гольдбергу знакома, но вот некоторые их связки заслуживали самого вдумчивого осмысления. Хотя бы потому, что изысканное мастерство словесного творчества было отнюдь не чуждо и его семитской душе. Что касается тех немногих слов, добрый мой читатель, которые строгая цензура все же позволила оставить в нашем повествовании, то из них можно было бы составить что-то вроде: 'В этой разлюбленной и остолюбленной пещере, кажется, становится многолюдно...'