— Ты ублюдок, — пожала она плечами, — которого я никогда не хотела. Да и Вика тоже. Дочери была нужна мечта, семья, но она прекрасно бы прожила без тебя и твоего папаши. Ты вообще не должна была появиться на свет, чистая случайность, которая уже испортила несколько жизней. Хочешь испортить еще одну?
— Я никому ничего не сделала, — я задыхалась, я не могла остановиться. У меня истерика, которую я больше не могла сдерживать. Я закричала. — ЧТО Я ВАМ ВСЕМ СДЕЛАЛА? ЧТО?
— ЧТО? — бабушка тоже повысила голос, словно чувствуя, что я уже на грани. — И ты спрашиваешь ЧТО?! Ты родилась. Этого недостаточно?
Как же больно. Я зарыдала. Я не могла сидеть, сползла тихонько по стенке и, уткнувшись лицом в колени, заплакала еще сильнее. За что они так со мной? Зачем? Я бы отдала им все, но мне нужно было лишь немного тепла. Самую капельку тепла и любви. Я не просила много. У других было даже больше. Но я никогда не жаловалась. И не жалела себя. До этого момента.
— З-за что т-ты так cc-о мной? — спросила я. — За что? Я н-не прос-сила м-меня рожать. Не просила…не просила…не просила, — повторяла я снова и снова, раскачиваясь из стороны в сторону и захлебываясь слезами.
Бабушка выдохнула. Она добилась того, чего хотела. За пять минут она сделала то, чего мама не смогла сделать за десять лет. Она сломала и растоптала меня.
— Это уже не важно, — сказала она. — Это уже не исправить, но я не могу позволить тебе и дальше портить нам жизнь. Не ради себя, Ален, а ради внука. Которого я смогу любить и баловать. Я хочу счастья не для себя, в отличие от тебя, а для ребенка, — она встала, налила стакан воды и поставила его рядом со мной. — Уезжай, Ален, ради Христа, уезжай. Забудь все это как страшный сон, и позволь забыть это нам. Позволь нам жить. Не ради меня, матери или Игоря. Хотя бы ради ребенка. Просто уезжай. И все забудется.
Я не могла больше. Я встала на трясущихся ногах и пошла к двери, не прекращая захлебываться слезами. У меня не хватало воздуха даже для дыхания. Хотелось сдохнуть. Лечь куда-нибудь и просто сдохнуть. И никому не будет никакого дело до того, что с тобой и где ты. Самое страшное чувство — быть ненужным. И заставить человека верить в это. Бабушка превратила меня в ходячего мертвеца, в тело без души, сказав всего пару слов. Я думала, что без души наступает пустота. Не верьте этому. Без души больно, ничего не может оставаться пустым. Боль и темнота.
Наташа стояла в подъезде на лестничной клетке между вторым и первым этажом.
— Лёна, что…
Я не слушала ее, пробежала мимо. Не хватало воздуха, я задыхалась. После того дня мне до конца жизни в кошмарах снились бабушкины слова. Все — каждое слово, каждая фраза.
Я не видела, была ли рядом Наташа или нет. Я просто шла, не понимая, куда и зачем. Не видя вокруг ничего. Только когда какая-то машина резко затормозила передо мной и сверкнула в глаза фарами, я отвлеклась.
— Ты идиотка? — крикнул мужик, открыв окно авто. — Совсем ополоумела? Смотри куда идешь, дура.
Вперед вышла подруга, которой я даже не заметила до этого.
— Простите пожалуйста, — произнесла она. — Темно, мы не заметили машину. Извините еще раз.
Мужчина взмахнул рукой и пробормотал что-то о "долбаных наркотиках и распустившейся молодежи".
Ната взяла меня за руку и отвела до ближайшей скамейки. Я шла как сомнамбула, только мысль мелькнула о том, что хорошо, что сейчас ночь. Наташа хотя бы моего лица видеть не будет.
Она посадила меня. Сама уселась рядом. Сжала мою руку.
— Лён, — Наташа обеспокоенно и заботливо на меня посмотрела. — Я все слышала. Я не специально…но…мне жаль, Лён. Правда. Лён, пожалуйста, не думай об этом. Ради Бога, не вини себя. Все, что не делается — все к лучшему, — подруга пыталась до меня достучаться. — Лён…скажи что-нибудь.
Я покачала головой. Я не хотела говорить. Я была даже не уверена, смогу ли сделать это
— Лён, — начала Наташа, — послушай меня внимательно, ладно? — она набрала воздуха в легкие и попробовала до меня достучаться. — Лён, а что если нам правда уехать? Послушай…ты же умираешь здесь. Угасаешь. Я же вижу. Посмотри на себя — ты лишь тень прошлой Алены. Пожалуйста…
Я не смотрела на нее. Мне почти те же самые слова сказала бабушка, а теперь и Ната. Может, правда, уехать? Так далеко, как только возможно. Я могла это сделать, но смогу ли я жить без души? Наполненная болью и горечью?
Наташа, казалось, все читала по моему лицу. Она не стала бы давить на меня, нет, ни в коем случае. Для этого она слишком любила свободу. Но отступать подруга не собиралась.