Яркое платье и сверкание бриллиантов, несомненно, превращали ее в царицу бала.
Мало кому удалось бы соперничать с ней.
Когда вальс закончился, герцог обратился к своей даме:
— Мне хотелось бы показать вам кое-что.
Элизабет Мэнсфорд подняла на него глаза и спросила:
— Еще какие-нибудь сокровища? Все, что я вижу здесь, у вас, кажется мне таким необычным, просто уникальным, что я уже не могу найти слов, чтобы выразить свои чувства.
— Думаю, вы оцените и то, что я собираюсь показать вам сейчас, — ответил он.
Они вышли из залы и пошли по галерее, в дальнем конце которой находился зимний сад.
Эта часть здания была пристроена к замку в более поздний период, но, несмотря на это, производила не меньшее впечатление.
Апельсиновые деревья только-только начинали цвести. За оранжереей находилось еще одно помещение, построенное уже отцом нынешнего герцога.
Он распахнул в него дверь, и Элизабет вскрикнула от восторга.
В этой части оранжереи было значительно жарче, и вся она была заполнена орхидеями.
— Я думала, вы показали мне все ваши орхидеи сегодня утром!
— Это совершенно особенные сорта. Когда я одевался к обеду, мне сообщили, что одна из орхидеи, вот уже целый год находящаяся здесь, расцвела сегодня вечером, как раз тогда, когда я уже отчаялся дождаться этого события. Именно сегодня, чтобы я имел возможность показать ее вам.
— Как это чудесно! — восхитилась она.
Помещение было небольшим. Элизабет обратила внимание, что в углу стояла скамья с мягкими подушками.
Можно было присесть и любоваться цветами.
Но сначала герцог повел ее туда, где среди других орхидей, но совершенно обособленно, располагался цветок, о котором шла речь.
Она не смогла сдержать возглас восхищения, настолько великолепна была эта орхидея.
— Ее название — Laelhcattleya, — сказал герцог, — и она чрезвычайно редкая. Честно говоря, я сомневаюсь, можно ли встретить ее в какой-нибудь другой коллекции в нашей стране.
Элизабет понимала, что это было уникальное растение. Цветки были небольшие, бледно-розовые с лиловым оттенком, каждый из них — само совершенство.
— Это восхитительно… совершенно… прекрасно! — вымолвила она. — Спасибо, что показали мне это чудо.
Герцог подвел ее к скамье. Они присели и так, сидя бок о бок, любовались цветами.
— Вот о чем я думаю, — сказал он тихо, — как красиво смотрелись бы цветы именно этой орхидеи в ваших волосах.
— Нет, нет, что вы! — поспешно проговорила Элизабет. — Это слишком ценный экземпляр, и вы должны только восхищаться им — таким, какой он есть, и быть очень, очень благодарным за привилегию любоваться чем-либо столь совершенным.
— «Именно так мне и следует поступить» — подумал я при встрече с вами, — сказал герцог.
Элизабет почувствовала смущение и не спускала глаз с орхидеи.
— Что мне хочется сделать, — продолжил герцог, — так это увезти вас далеко отсюда… в мое поместье в Девоншире, где я живу.
— В Девоншире? — удивленно пролепетала Элизабет.
— Мой дом в Девоншире не такой старинный, как замок, но также достоин внимания и, на мой взгляд, весьма удобен. Я разбил там парк, который, надеюсь, станет одной из наиболее ярких достопримечательностей Англии!
Элизабет молчала, затаив дыхание, а герцог продолжал:
— В поместье еще очень многое надо сделать, потому что я создаю не только английский парк, но и японский сад, который весьма необычен для наших мест, к тому же там у меня тоже имеется весьма обширная коллекция орхидей.
— Поразительно! — воскликнула Элизабет.
— Кроме того, я задумал создать и питомник лекарственных трав, — продолжал герцог, — и я отчаянно нуждаюсь в вашей помощи.
— Разумеется… Я была бы рада… помочь вам, — проговорила Элизабет, — но я не понимаю, каким образом…
Герцог взял ее руку.
— Я прошу вас, — медленно произнес он, — стать моей женой!
Он почувствовал, как пальцы Элизабет напряглись в его руке.
Спустя мгновение она повернулась и посмотрела на него широко раскрытыми от удивления глазами.
— Вы просите меня… стать вашей женой? — едва слышно прошептала она.
— Я полюбил вас с первого взгляда, — сказал герцог. — Сначала я не хотел спешить открывать свои чувства, но сегодня вечером, когда раскрылись цветки этой орхидеи, я почувствовал: для меня ее цветение — знак, что, возможно, и я вам нравлюсь хоть немного.
— Да, конечно… вы нравитесь мне! — ответила Элизабет, — и мне было так… хорошо… я была так счастлива с тех пор, как я приехала в ваш замок. Но…
Умолкнув, она посмотрела куда-то в сторону, и он чувствовал, как пальцы ее дрожат в его руке.
Он ждал. Наконец, после довольно долгой паузы, она сказала:
— Но я приехала сюда потому, что… Алоиз надеялась, что вы сделаете ей предложение…
Герцог улыбнулся:
— Много молоденьких женщин думали так же, но я достаточно умен, чтобы понять, что, хотя все они стремятся стать герцогиней, лично я как человек их мало интересую.
— Не могу поверить. Герцог сжал ее пальцы в своих.
— Мне кажется, любимая, — сказал он, — что вы все-таки любите меня, хотя и боитесь признаться в этом.
Он ощутил, как она затрепетала.
— Я была… по-настоящему… счастлива… рядом с вами…
— В таком случае все остальное не имеет никакого значения. Свет меня не интересует, и мы вместе сможем заниматься нашим парком. Мы превратим его в такое редкостное по своей красоте творение, что он станет своего рода вкладом в упрочение славы Англии.
Он почувствовал, что его слова тронули ее душу, ее глаза сияли, когда она посмотрела на него.
Но Элизабет снова отвела взгляд и быстро заговорила:
— Нет-нет, ну конечно, нет… Я не могу… причинить боль Алоиз, к тому же… она разгневалась бы… на меня.
— Я знаю, как решить эту проблему, — сказал герцог. — Некто вчера вечером признался мне, что страстно влюблен в Алоиз, и он мог бы стать вполне подходящим мужем для нее.
— Вы говорите о… графе Элдерфильде? Он показался мне очаровательным молодым человеком, — заметила Элизабет.
— Совершенно верно, — заметил герцог. — Вот именно — молодой, а вы ведь понимаете, Элизабет, что я по возрасту гожусь Алоиз в отцы.
— Но, однако, она… любит вас, — с отчаянием произнесла Элизабет.
Герцог покачал головой:
— Она ослеплена идеей стать герцогиней Кэрнторпской, добиться положения при дворе и, конечно же, сделаться объектом зависти своих соперниц.
Элизабет знала — это было правдой и ей нечего было возразить герцогу.
Но вместе с тем она спрашивала себя, вправе ли она принять предложение человека, любви которого так добивалась ее дочь.
— Предлагаю вам, — сказал герцог, — оставить за мной решение всех проблем.
Элизабет уже готова была ответить ему, но неожиданно вскрикнула:
— О, я все время думала только об Алоиз, но я совсем забыла о такой ужасно важной вещи, ведь как бы сильно…я вас ни… любила… мне нельзя… выходить за вас замуж.
— Почему?! — спросил герцог.
— Потому что герцогу Кэрнторпскому необходим наследник!
Говоря об этом, Элизабет подумала, что она сама, своими руками, сознательно уничтожает свой единственный шанс на будущее счастье.
Но в то же время она была уверена, что поступает правильно.
— Я предполагал, что вы можете задуматься над этим, — сказал герцог, — но я доверю вам то, чего никогда еще никому не говорил. Я имею в виду причину, по которой я не имел никакого намерения когда-либо снова жениться.
Элизабет взглянула на него, и он увидел в ее глазах тревогу.
Он обнял ее и крепче прижал к себе.
Она не противилась.
Он ясно видел теперь, хотя понял это еще раньше, еще до того, как заговорил с Элизабет о браке, что она уже полюбила его, хотя еще и не решалась признаться себе самой в этом.
— Мой отец женился на моей матери, когда ей было восемнадцать, — начал он. — Это был брак по сговору, но они полюбили друг друга и их медовый месяц был очень счастливым.