Кое-кто из гостей уже покидал бал.
Некоторые пожилые дамы, гостившие в замке, выглядели утомленными.
Заметив, что она одна, к ней направился молодой человек, которого она недолюбливала. Алоиз отвернулась.
Потом она вышла из залы и через коридор направилась в холл.
Она надеялась увидеть герцога выходящим из какой-нибудь комнаты.
Если бы это случилось, она готова была разрыдаться у него на груди и рассказать, как ее оскорбили.
Она чувствовала, что тогда он не сможет удержаться и не обнять ее, не утешить, пообещав свою защиту.
И что еще он смог бы сказать ей, как не предложить свою руку и сердце?
Однако герцога нигде не было.
Медленно поднялась Алоиз по лестнице и решила пойти спать.
Но одновременно она искала и не находила предлога, чтобы остаться внизу.
В тот момент, когда она достигла второго этажа, кто-то из гостей появился на пороге гостиной. Очевидно, они собирались уезжать.
Мужчина приказал подать кареты, а дама, имени которой Алоиз не смогла вспомнить, сказала:
— Нам надо попрощаться с хозяином и поблагодарить его за восхитительный прием.
— Я давно не видел его, — ответил один из мужчин, — и было бы ошибкой заставлять ждать лошадей в столь поздний час.
— Что ж, это разумно, — согласилась дама, — я напишу ему завтра и объясню, как нам было жаль, что мы уехали, не пожелав ему спокойной ночи.
Так, продолжая беседовать, они вышли из замка.
Алоиз направилась в свою комнату.
Она позвонила горничной, потом подошла к туалетному столику, чтобы посмотреть на свое отражение в зеркале.
Ей казалось, что губы должны были немного распухнуть от грубости графа.
Однако она увидела, что глаза ее сияют подобно украшающим ее диадему бриллиантам.
Даже злейший из ее врагов вынужден был бы признать, что она в этот миг была необыкновенно хороша.
Алоиз очнулась ото сна. Ей показалось, будто ее разбудила служанка, открывавшая занавески.
Она видела сон, и ей было неприятно сознавать, что во сне ей снился граф Элдерфильд.
Ведь, засыпая, она твердила себе, как ненавидит его.
Однако ей не удавалось избавиться от легкого трепета в груди при воспоминании о eго гневных и горячих поцелуях.
— Нет никакого смысла думать о нем, — сказала она себе. — Он не оставит следа в моей жизни, и как только мы уедем отсюда, у меня не будет никакого повода снова с ним встретиться.
И все же она понимала, что и по возвращении в Лондон он не оставит ее в покое.
Да и она не смогла бы теперь отказаться от возможности видеть его.
— Он зашел слишком далеко! — попробовала увещевать она саму себя.
Алоиз вспомнила, как он испугал ее на прошлой неделе.
— Ваша беда, — сказал он, когда она ответила отказом на его первое предложение, — что вы слишком избалованы.
Вместо того чтобы оскорбиться, она только улыбнулась ему.
— Что же я могу с этим поделать?
— В том-то и беда, — ответил граф. — Мужчины потворствуют вам из-за вашей красоты, но в чем вы действительно нуждаетесь, так это в хорошей трепке, чтобы заставить вас вести себя как следует!
Тогда она лишь посмеялась над ним. А теперь ее губы болели от его поцелуев. Она подумала, что, если бы она слишком разозлила его, он мог бы, пожалуй, выполнить свою угрозу.
— Он просто ужасен! — решительно проворчала она.
И все же, к своему удивлению, ей приятно было почувствовать, какая мужская сила заключена в нем. Как беспомощна она была в его объятиях.
Она приказала, чтобы ее завтрак принесли в спальню.
У нее не было никакого желания спускаться к завтраку вниз, как это делали некоторые пожилые дамы.
Когда поднос убрали, горничная занялась ванной.
Вошли две служанки, неся в больших медных бидонах горячую и холодную воду, которую доставил наверх лакей.
Ванна благоухала ароматом масла гардении, которым Алоиз всегда пользовалась.
После ванны горничная насухо вытерла ее турецким полотенцем.
Алоиз медленно надела одно из своих самых любимых платьев. При этом она размышляла о том, что ситуация зашла достаточно далеко.
Сегодня она преисполнилась решимости остаться с герцогом наедине, каких бы усилий ей ни стоило увести его от гостей.
— Он и так предостаточно суетился вокруг мамы, чтобы так могло продолжаться вечно, — раздраженно говорила она себе. — Теперь моя очередь!
Она окончательно решила для себя, что не покинет замок, не получив от герцога предложения стать его женой.
Но за все время ей ни разу не удавалось остаться с ним наедине, разве что когда они были в зале для танцев.
Но не мог же он сказать ей: «Вы станете моей женой, дорогая?», когда вокруг толпилось столько людей.
Причем все они, без сомнения, были достаточно любопытны, дабы не пропустить ни одного слова из подслушанного ими разговора.
«Я откровенно скажу ему, что хотела бы поговорить с ним», — планировала она, пока горничная занималась ее прической.
Она была настолько погружена в свои мысли, что не сразу очнулась, когда ее туалет был окончен и прическа завершена.
Взглянув на свое отражение, Алоиз осталась довольна. Она выглядела великолепно.
На шею она надела лишь простую нить жемчуга.
Так она выглядела совсем юной и не столь искушенной, как накануне вечером. Она рассчитывала произвести этим впечатление на герцога.
«Я расскажу ему с грустным и задумчивым видом, как часто мне бывает одиноко, — решила она, — и как это тоскливо — быть вдовой и возвращаться вечером в пустой дом».
Вдруг в ее сознании промелькнула неожиданная мысль.
Если она выйдет замуж за герцога, ей придется проводить вечера дома, только вдвоем с ним, и это будет довольно часто, поскольку герцог в его возрасте не был большим любителем шумного общества.
Тогда она уверенно сказала себе, что, если у него и не будет никакого желания танцевать, вряд ли он станет возражать против ее поездок на балы в сопровождении кого-нибудь другого.
Горничная ожидала, когда леди Барнхэм решит спуститься вниз.
Наконец она вышла из своей комнаты и прошла по балкону к парадной лестнице с великолепной резной балюстрадой.
Она почувствовала себя актрисой, выходящей на театральную сцену навстречу аплодисментам зрительного зала.
В холле, однако, не было никого, кроме двух дежурных лакеев и дворецкого.
Как только Алоиз спустилась по лестнице, тот подошел к ней.
Она собиралась было спросить его, не знает ли он, где можно найти герцога, однако дворецкий заговорил первым:
— Доброе утро, миледи! Его сиятельство просил передать вам, когда ваша милость спустится вниз, оказать ему любезность и пройти в его кабинет.
Алоиз почувствовала, как сердце ее забилось от волнения.
Он хотел ее видеть!
Он желал остаться с ней наедине, так же как и она желала побыть с ним.
Дворецкий больше ничего не сказал и лишь проводил ее к кабинету герцога.
Он пропустил ее вперед, а когда Алоиз вошла внутрь, осторожно прикрыл за ней дверь.
Герцог сидел за столом.
При появлении Алоиз он привстал и, улыбнувшись ей, сказал:
— Доброе утро, Алоиз! Надеюсь, вы хорошо отдохнули, хотя и легли поздно?
— Да, благодарю вас, — ответила Алоиз, — и мне очень понравился вчерашний бал.
Герцог вышел из-за стола.
Алоиз устроилась на диване около камина.
— Я рад, что вам удалось приехать на него, — сказал он, — поскольку полагаю, что это был первый и последний бал, который я давал в замке.
— Последний? — удивилась Алоиз.
— Да, последний, — повторил герцог. — Мне никогда не нравился замок, но я попробовал вернуться сюда.
— Я ничего не понимаю! — воскликнула Алоиз.
— Все очень просто, — объяснил он, — я решил, что мне пора уйти на покой и перебраться на постоянное жительство в свой собственный дом в Девоншире.
— В Девоншире? — как эхо повторила за ним Алоиз.