– Мы смотрели результаты вступительного экзамена в колледж, – выпалил Бойс (как будто эти слова не были для него пустым звуком), внимательно следя за движениями отца.
– Врешь, засранец! – прорычал мистер Уинн, делая рывок.
Мы скользнули в сторону. Пригнув голову, Бойс увернулся от увесистого кулака, которым его отец махнул вполсилы, как будто отгонял муху. Под градом ругательств мы выскочили за дверь.
Нас с Бойсом роднило отсутствие матерей при неуживчивых отцах. Только вот проблемы были разными: Уинн-старший орал и рукоприкладствовал, а мой родитель молчал, замкнувшись в себе. Свою мать Бойс помнил смутно, потому что был совсем маленьким, когда она ушла от мужа и двоих сыновей. Казалось, он не держал на нее зла. «Будь я бабой, я бы тоже бросил его к чертям» – это было все, что я слышал от своего друга по этому поводу.
– Поехали праздновать, старина, – сказал Бойс, ведя меня к своей тачке.
– Рабочее время до шести! – гаркнул мистер Уинн с порога мастерской, не принимая во внимание тот факт, что сам он отсутствовал целых два часа после обеда – ездил в соседний город навестить «подругу», в существовании которой мы с Бойсом сомневались. Нам не верилось, что Бад Уинн мог привлечь хоть какую-то женщину. – Жалкий кусок…
Не дослушав знакомую тираду, мы захлопнули двери. Бойс повернул ключ и включил стереосистему. Я вынужденно признал, что молчание моего отца было не худшим вариантом.
Лукас
Жаклин собиралась домой через два дня. Пространство между нами было намагничено – другого слова я не находил. Последние двадцать четыре часа я каждую секунду пытался сопротивляться силе, которая влекла меня к ней. Я точно знал, где она, и хотел быть там же. «Может, когда расстояние увеличится, эта тяга ослабнет?» – думал я.
Ко мне пришли играть в приставку Карли и Кейлеб. У них начались каникулы, и сейчас они не видели перед собой ничего, кроме двух недель блаженства: ешь, спи чуть ли не до обеда, получай подарки. Одиннадцати– и шестнадцатилетние обычно не заглядывают далеко вперед, хотя и кажутся себе очень прозорливыми.
Заразить меня своим мировоззрением они, конечно, не могли, но смотреть, как им весело, было приятно.
В дверь постучали, хотя, кроме детей Хеллера, я никого не ждал. Карли, прежде чем я успел ее затормозить, подбежала ко входу и взялась за щеколду.
– Кто там? – вскочил я, хватая биту. – Опять ты не спросила…
– Это девушка, – сказала она, закатив большие темные глаза.
Девушка? Какая девушка?
– Жаклин? – проговорил я в тот момент, когда Карли распахнула дверь. Вопрос оказался излишним, потому что, конечно же, это была Жаклин. Пришла, хотя я с ней уже попрощался. – Что ты здесь делаешь?
Она развернулась и чуть было не рванула вниз по ступенькам, но я, не думая, поймал ее за рукав. На секунду она зависла в воздухе. Тогда я обеими руками притянул ее к своей груди, к сердцу, которое сначала остановилось, потом перезапустилось, набрало обороты и уже пыхтело, как паровоз. Жаклин забилась, пытаясь высвободиться, и только сейчас до меня дошло, что дверь в мою квартиру ей открыло миловидное существо женского пола.
– Это Карли Хеллер, – тихо сказал я, нагнувшись к ее уху. – Там, в комнате, ее брат Кейлеб. Мы играем в приставку.
Качнувшись, Жаклин уткнулась мне в грудь и забормотала ненужные извинения. Обнимая ее, разве я мог жалеть, что она пришла?
– Может, тебе стоило предупредить, что придешь, но все равно я рад тебя видеть.
Она смутилась. Это было видно. Я стал неуклюже оправдываться. Мол, решил с ней на время расстаться, чтобы защитить ее от себя. «Ложь!» – выдал мне мозг, а она заявила, что не понимает меня:
– По-моему, ты просто не хочешь меня видеть.
Я не хочу ее видеть?! Мое тело подняло бы бунт, позволь я ей уйти с такой мыслью. Я вцепился себе в волосы.
Из-за моей спины раздался голос Карли:
– Бррр! Вы заходите или как? А то я закрываю дверь!
Жаклин дрожала, сам я стоял босой на лестничной площадке. На дворе был декабрь. Я взял Жаклин за руку и ввел в комнату, делая вид, будто не замечаю, что Карли сияет, как стоваттная лампочка. Она уселась в свой угол дивана, сперва согнав Фрэнсиса, а после опять взяв его на руки. Эта юная особа была единственной, кому мой кот позволял такое и не шипел. Любой другой двуногий был бы нещадно исцарапан за подобную выходку.