– Нет-нет, мне уже пора уходить.
Лицо Мелоди было красным, как и у меня. Когда ей пришло сообщение от Кларка, она соврала ему, что сидит дома.
– Я правда очень сочувствую, что ты потерял маму, Лэндон.
Она придвинулась и поцеловала меня в щеку. Все мое тело вспыхнуло. Мне стало неловко от удивительного ощущения: как будто я весь наполнился раскаленными углями или меня парализовали отравленным дротиком. Я утратил способность связно мыслить.
Мелоди соскользнула с моей кровати и сунула ноутбук в рюкзак. Я молча проводил ее до двери. Поцелуй горел на щеке, как клеймо.
Драка, когда до нее дошло, была быстрой, грязной, и никто из учителей ее не видел. В обеденный перерыв опять пошел дождь, но мне не захотелось мокнуть во дворе, как обычно, и я решил посидеть в библиотеке за компьютером: посмотреть презентацию, которую сделала Мелоди (через два дня мы должны были защищать нашу работу).
Только я завернул за угол – они были тут как тут. Уинн со своей бандой, к которой по такому случаю присоединился сам Кларк Ричардс. Рик Томпсон, первый идиот в этой компании, стоял на стреме.
– Привет, Максфилд. Пора платить должок, – сказал Уинн невозмутимо, будто читал прогноз погоды.
Я увидел его кулак как в замедленной съемке, но на самом деле замедленными оказались мои движения. Я не успел отшатнуться и получил прямо в челюсть. Зубы клацнули, в глазах вспыхнул фейерверк.
Я попятился, Уинн шагнул ко мне:
– Ты, придурок, что-то очень расхорохорился в мастерской. Приколоться решил, мать твою? Давай, попробуй ударить меня сейчас, когда я на тебя смотрю!
Следующий апперкот мне удалось блокировать, но Уинн тут же ухватил меня за шею и, намертво зажав мою голову, приготовился отыграться за промах. Я кое-как вывернулся и правым кулаком ударил Бойса в подбородок, а левой – по почкам. Не хотелось, чтобы реванш дался ему слишком легко. Уинн сделал следующий ход – и я снова очутился в глубокой заднице. Он врезал мне по уху, потом в живот.
– Что, сопля? Псих недоделанный! – Оскорбления сливались у меня в ушах в нечленораздельный гул, но Уинн продолжал ими сыпать, как будто искал, где у меня аварийная кнопка. – Папочка не научил тебя драться, да? Он такая же тряпка, как ты? – Я не мог высвободиться, чтобы схватить или ударить Уинна, а сколько плюх навесил мне он, я уже не считал. – Может, твоей мамаше нужен настоящий мужик? Давай я загляну к ней на огонек?
Вот она, эта кнопка.
С ревом раскинув руки, я сбросил Уинна с себя и зацепил ступней его лодыжку. Он растянулся на полу. Прыгнув на Бойса сверху, я даже не потрудился его обездвижить. Просто молотил без остановки, ничего не видя, не слыша и не чувствуя, кроме собственной ярости, в которой потонуло все остальное. Я нанес ему по голове столько ударов, что кулаки онемели. Мне хотелось размазать его в лепешку, но твердый череп не поддавался. Наконец я схватил Бойса за волосы и шмякнул затылком об пол.
Теперь он взревел и, взвившись, скинул меня. Один глаз у него уже побагровел и наполовину заплыл. Я перевернулся и встал, тяжело дыша, но, прежде чем я успел снова броситься на Уинна, Томпсон зашипел: «Преподы!»
Через несколько секунд я заметил, что наше побоище привлекло немало зрителей. Обступив нас плотным кольцом, одноклассники невольно закрыли учителям обзор. Мы с Бойсом медленно выпрямились, продолжая сверлить друг друга глазами. Руки были сжаты в кулаки, но сейчас мы держали их по швам.
– Что это еще за безобразие? – вскричала миссис Пауэлл, проталкиваясь сквозь толпу. – За драку полагается исключение из школы!
Мистер Самора расчистил себе дорогу и встал за спиной у коллеги. Уинн, чье лицо выглядело так же паршиво, как мое себя чувствовало, невозмутимо парировал:
– Мы не дрались.
Самора, сощурясь, указал пальцем в конец коридора:
– В кабинет директора! Сейчас же!
Я попытался сосредоточиться на том, что меня вот-вот турнут из школы, но не сумел. По правде говоря, все мои силы уходили на то, чтобы идти спокойно, подавляя желание кинуться на Уинна и стереть его в порошок.
Через несколько минут все мое тело заныло. Ссадины на лице болели, в ушах звенело. В брюшных мышцах ощущения были такие, будто я четыре часа качал пресс. Кровь в глазу затуманивала зрение, но, проморгавшись, я стал видеть четче. Когда Ингрэм уставилась на нас из-за своего стола, где ни одна папка и ни одна бумажка не смела лежать не на своем месте, я поборол приступ тошноты. Урод, сидевший возле меня, казался совершенно равнодушным к этой живой угрозе, но его руки вцепились в подлокотники.