Стукнувшись с мелкой костяшками кулаков, сухо попрощавшись с ее озабоченной сестрицей и прокричав их родителям, что рыбалка получилась классная, я влез на переднее сиденье внедорожника.
Я. Привет! Целый день работал на лодке, телефон не ловил. Только причалили.
Мелоди. Я боялась, что ты сердишься.
Я. Из-за чего???
Мелоди. Из-за того, что я тебя поцеловала.
Я. Я не сержусь, а совсем наоборот. Встретимся вечером в форту?
Мелоди. Не могу. Ночую у Перл. Завтра тоже работаешь?
Я. Нет. Приходи ко мне. Отца не будет весь день.
Мелоди. ОК.
Утром, как только папа ушел, я навел порядок в ванной, прибрал на кухне, спрятал одежду, которая обычно валялась у меня на кровати или абы как лежала на полках. Застелил постель.
Наконец Мелоди постучала в дверь. Тихо и неуверенно. Нервно проведя ладонями по своим выцветшим штанам, я сделал вдох и отворил.
– Привет!
Впустив Мелоди, я запер дверь на задвижку.
– Привет, – поздоровалась она, заправляя за ухо длинную прядь волос.
Сперва мы пошли на кухню. Сделали сэндвичи, но не съели их, а только понадкусывали. Просто сидели и молча потягивали газировку. Наконец Мелоди прочистила горло.
– Помнишь, ты говорил, что можешь меня нарисовать? Давай сейчас?
– Да, конечно, – кивнул я.
Мы сгрузили посуду в раковину, я открыл дверь своей кладовки и зажег лампу.
– Где хочешь…
– Вон там было бы хорошо, – ответила Мелоди. – Если тебе будет удобно.
Слава богу, отвечать не пришлось. Потому что, черт подери, в этот день все складывалось офигенно удобно.
Мелоди скинула шлепанцы, и мы забрались на мою кровать. Я потянулся за блокнотом и карандашами, а она откинулась на локти:
– Усадишь меня или мне самой принять какую-нибудь позу? Может, такую?
Если бы я дотронулся до нее, то рисовать бы уже не смог.
– Просто устраивайся так, чтобы не застывать в неудобном положении. Это займет некоторое время.
Ее обтягивающая кофточка слегка расходилась на безупречной груди. Над шортами виднелась полоска загорелой кожи.
Я прислонился к стене и стал ждать, когда Мелоди устроится. Она откинулась на гору подушек, рассыпав по ним свои волосы, как золотой водопад. Согнув одну ногу, вытянула вторую и дотронулась своим большим пальцем до моего. И наконец, не сводя с меня глаз, расстегнула две верхние пуговицы, показав белый кружевной лифчик.
– Так хорошо?
Ее голос слегка дрожал. У меня затряслись руки. Черт! Несколько раз медленно вдохнув и выдохнув, я кое-как сосредоточился и сказал:
– Супер.
Она улыбнулась. Пока я работал, мы молчали. Тишину нарушали только наши нервные покашливания и шуршание моего карандаша. Пошевелившись, Мелоди снова тронула мою ступню. Я машинально сделал ответное движение. Наконец я внимательно оглядел набросок и передал его ей.
– О боже! – Мелоди посмотрела в блокнот, затем на меня, потом опять в блокнот. – Я знала, что ты хорошо рисуешь… но это… потрясающе! – Она вытянула ноги и окинула себя оценивающим взглядом. – Правда, в жизни я так не выгляжу. Это восхитительно!
Взяв у нее блокнот, я положил его на нижнюю полку, прямо у нас над головами.
– Поверь, в жизни ты еще лучше.
Не поднимая на меня глаз, Мелоди провела рукой по моим татуировкам – совсем не так, как вчерашняя девица на лодке. Той, видимо, казалось, что ощупывание моих плеч входит в стоимость тура, который оплатил ее папаша.
– Хочешь еще раз поцеловать меня? – спросила Мелоди, по-прежнему не глядя мне в лицо.
Я склонился над ней, скользнул ладонью под ее кофточку и, задержав руку на талии, подождал, когда она поднимет глаза. Как и два дня назад, мы поцеловались осторожно, не смыкая век. Со стороны движения наших губ, наверное, показались бы вялыми. Вдруг Мелоди ухватилась за мою футболку и потянула меня вниз. Мое колено оказалось между ее колен, и уже не было смысла скрывать, в каком состоянии находилось то, чем я прижался к внутренней стороне ее бедра. Мелоди смежила веки и открыла рот. Я не стал тратить время на попытки взвесить все за и против, потому что уже утратил способность думать. Сплетясь с ней языками, я тоже закрыл глаза, и мои руки принялись шарить везде, докуда могли дотянуться.