Решил, что буду работать дальше. Конечно, до весны мне нужной суммы не собрать. Но сейчас сезон жестянщика. Все равно можно неплохо заработать. Так два дня и отработал. Света стала вспоминаться все чаще и живее. Мне вспомнилось, как она сидела на диване и читала свои лекции, а я работал. Взгляд то и дело обращался в ту сторону. Но там было пусто… Так же, как и в душе у меня сейчас. Как не заставлял себя вспомнить что-нибудь хорошее о маме, ничего у меня не выходило. Детские воспоминания казались совсем не реалистичными. Кажется, я когда-то что-то придумал. И заставил себя в это поверить. А воспоминание последних лет — это сплошь дебоши, пьянки и разборки.
В пять часов собрался и пошел домой. Промерз капец просто. Пока отогревался в душе, слышал, что кто-то звонил в дверь. Наверное, к Тане бабка ее пришла. Она почти каждый вечер к ним ходит. Уговаривает ее вернуться. Захожу в комнату и вижу Свету. Стоит около стены, перепуганная какая-то, глаза на пол лица. Как она могла так измениться за какую-то неделю.
— Привет, — тихо говорит она. Как будто бы шепчет. — Сереж. Мне очень жаль твою маму.
— Свет. Не надо… — подхожу к ней и обнимаю. А она такая худенькая стала. Она и так была как тростинка. А сейчас так вообще, ребра под ладонями ощущаю и острые позвонки.
Светка плачет. Вытираю большими пальцами слезы с ее лица.
— Сереж. Прости меня, я не могу без тебя.
— И я без тебя не могу…
— Можно, я у тебя останусь сегодня?
— А как же твой отец?
— Он сам меня к тебе привез.
Какие же вкусные губы у моей скрипачки. Пусть соленые, но такие мягкие, нежные… Только мои.
Расстёгиваю молнию у нее на спине. Стягиваю платье с тонких плечиков. Оно падает на пол. Беру ее на руки и несу на диван.
— Люблю тебя, — шепчу ей в губы.
— И я тебя люблю, — отвечает мне она.
Этой ночью мы любили друг друга медленно и нежно. Мне казалась, что она мне приснилась. Никогда в моей жизни не было ничего подобного. Все, связанное со Светой, для меня впервые.
И проснулись мы так же вместе. Поверить не могу, что это не сон. Света лежит рядом со мной. Чертит что-то пальчиками на моей груди и робко улыбается.
— Доброе утро.
— Доброе.
— Я решила, что останусь у тебя.
— Неожиданно!
— Ты что, против?
— Нет. Но я боюсь. Кое-кто не позволит тебе остаться.
— Разве что только ты!
— Свет. Чего ты разнервничалась?
Она успела подскочить. Сидит теперь и натягивает одеяло до подбородка. Тяну ее на себя, обнимаю.
— Папа сказал. Что я могу делать все, что захочу. Я хочу остаться с тобой.
— С чего это такие перемены?
— В смысле? — снова ощетинивается она.
— Я отца твоего имею в виду — опять прижимаю ее к себе. Что бы больше не дергалась. Какая-то нервная она чересчур.
— Наверное, испугался за мое здоровье. Я просто есть перестала и вчера потеряла сознание. Я не специально, правда. Само так вышло.
— Свет. Из-за меня, что ли?
— Нет! Из-за соседа твоего! Ты ушел и пропал. Что мне оставалось делать?
— Ну уж точно не голодом себя морить.
— Зато папа сдался.
— Посмотрим, на долго ли его хватит.
В дверь стучат.
— Сереж! Я завтрак приготовила. Поешь, пожалуйста, пока горячий. Я на работу побежала.
— Что-то мне подсказывает, что это не Таня на работу побежала! Я отсюда никуда не уйду!
— Свет! У нее нет шансов. Только ты. Никто кроме тебя мне больше не нужен. — приподнимаюсь и целую насупившуюся девушку.
— Только попробуй поесть то, что она наготовила, — цедит сквозь зубы она.
А у меня впервые за последние дни улыбка сама растягивается на пол лица.
24
Света
В дверь стучат.
— Нет! Ты посмотри на нее. Сережа, как она тебя еще не окольцевала?
Сергей повернулся на бок, смотрит на меня и улыбается. Я одеваюсь. Учебу никто не отменял. На ночь я, конечно, оставаться не собиралась, но сумку с собой удачно прихватила. Странно, что папа еще никак не напомнил о себе.