Сначала Франк с трудом подбирал слова, он никогда не умел поддержать разговор, а уж тем более рассказать о себе. Начал с пустяков - сообщил, какая в Париже погода и что над городом висит смог, и перешел на цвет своего «Судзуки», потом на меню своего ресторана и продолжал все в том же духе.
День клонился к вечеру, лицо бабушки стало почти умиротворенным, и Франк решился на более откровенные признания. Он рассказал ей, из-за чего расстался с подружкой, и сообщил имя своей новой пассии, похвалился профессиональными успехами и пожаловался на усталость… Потом стал изображать своего нового соседа, и бабушка тихонько засмеялась.
- Ты преувеличиваешь…
- Клянусь, что нет! Сама увидишь, когда приедешь к нам в гости…
- Но я совсем не хочу ехать в Париж…
- Ладно, тогда мы сами к тебе заявимся, а ты накормишь нас вкусным обедом!
- Ты думаешь?
- Конечно. Испечешь картофельный пирог…
- Только не это. Выйдет слишком по-деревенски…
Потом он рассказал ей об обстановке в ресторане и как орет иногда шеф, о том, как однажды к ним на кухню заявился с благодарностью министр, и о молодом Такуми, который стал так искусен. А потом рассказал ей о Момо и госпоже Мандель. И наконец замолчал, прислушиваясь к дыханию Полетты, - понял, что она заснула, и бесшумно встал.
Он был уже в дверях, когда она окликнула его:
- Франк…
- Да?
- Знаешь, я ведь ничего не сообщила твоей матери…
- И правильно сделала.
- Я…
- Тсс, теперь спи - чем больше будешь спать, тем скорее встанешь на ноги.
- Я правильно поступила?
Он кивнул и приложил палец к губам.
- Да. А теперь спи…
После полумрака палаты свет неоновых ламп в коридоре ослепил его, и он не сразу сориентировался, куда идти. Знакомая медсестра перехватила его в коридоре.
Она предложила ему присесть, взяла историю болезни Полетты Лестафье и стала задавать обычные уточняющие вопросы, но Франк не реагировал.
- С вами все в порядке?
- Устал…
- Вы что-нибудь ели?
- Нет, я…
- Подождите, сейчас мы это поправим.
Она достала из ящика банку сардин и пачку печенья.
- Подойдет?
- А как же вы?
- Не беспокойтесь! Смотрите, у меня здесь гора печенья. Хотите красного вина?
- Нет, спасибо. Куплю колу в автомате…
- А я выпью, но это между нами, ладно?
Франк заморил червячка, ответил на все вопросы и собрался уходить.
- Она жалуется на боль…
- Завтра станет легче. В капельницу добавили противовоспалительное, утром ей будет лучше…
- Спасибо.
- Это моя работа.
- Я о сардинах…
Он доехал очень быстро, рухнул на кровать и уткнулся лицом в подушку, чтобы не разрыдаться. Только не сейчас. Он так долго держался… Продержится еще немного…
7
- Кофе?
- Нет, колу, пожалуйста.
Камилла тянула воду маленькими глоточками. Она устроилась в кафе напротив ресторана, где мать назначила ей встречу. Допив, положила руки на стол, закрыла глаза и постаралась дышать помедленнее. От этих совместных обедов, как бы редко они ни случались, у нее всегда начинал болеть живот. Встав из-за стола, ей приходилось сгибаться в три погибели, ее качало, с нее словно сдирали кожу. Ее мать с садистской настойчивостью, хотя скорее всего невольно, расковыривала одну за другой тысячи затянувшихся ранок. Камилла увидела в зеркале над стойкой, как мать входит в «Нефритовый рай», выкурила сигарету, спустилась в туалет, заплатила по счету и перешла через улицу. Она засунула руки в карманы и скрестила их на животе.
Камилла отыскала глазами сутулый силуэт матери за столиком и села напротив, глубоко вздохнув.
- Привет, мама!
- Не поцелуешь меня?
- Здравствуй, мама, - медленно повторила она.
- У тебя все в порядке?
- Почему ты спрашиваешь?
Камилла ухватилась за край стола, борясь с желанием сейчас же вскочить и убежать.
- Спрашиваю потому, что именно этот вопрос все люди задают друг другу при встрече…
- Я - не «все»…
- Неужели?
- Умоляю тебя, не начинай!
Камилла отвернулась и оглядела отвратительную отделку ресторана - под мрамор, барельефы в псевдоазиатском стиле. Чешуйчатые и перламутровые инкрустации из пластмассы и желтой пленки-лаке.
- Здесь красиво…
- Здесь просто ужасно. Но я, видишь ли, не могу пригласить тебя в «Серебряную башню». Впрочем, даже будь у меня такая возможность, я бы тебя туда не повела… Зачем бросать деньги на ветер - ты ведь все равно ничего не ешь…
Хорошенькое начало.
Мать горько усмехнулась.
- Заметь, ты могла бы сходить туда без меня, у тебя-то деньги есть! Счастье одних строится на несчастье дру…
- Прекрати немедленно! Прекрати, или я уйду! - пригрозила Камилла. - Если тебе нужны деньги, скажи, я дам.
- Ну конечно, мадемуазель ведь работает… Хорошая работа… А уж какая интересная… Уборщица… Поверить не могу: ты, воплощение беспорядка, и уборка… Знаешь, ты никогда не перестанешь меня удивлять…
- Хватит, мама, довольно. Это невозможно. Невозможно, понимаешь? Я так не могу. Выбери другую тему для разговора. Другую…
- У тебя была хорошая профессия, но ты все испортила…
- Профессия… Тоже мне профессия! Я ни капли ни о чем жалею, она не сделала меня счастливой.
- Но ты ведь не собиралась заниматься этим всю жизнь… И потом, что значит «была счастлива», «не была счастлива»? Идиотское слово… Счастлива! Счастлива! Ты весьма наивна, дочка, если полагаешь, будто мы приходим в этот мир, чтобы валять дурака и собирать цветочки…
- Конечно, я так не думаю. Благодаря тебе я прошла хорошую школу и твердо усвоила: наше главное предназначение - мучиться. Ты вбила мне это в голову…
- Вы уже выбрали? - спросила подошедшая официантка.
Камилла готова была расцеловать ее.
Ее мать разложила на столе таблетки и начала их пересчитывать.
- Не надоело травить себя всем этим дерьмом?
- Не говори о том, чего не понимаешь. Не будь этих лекарств, я бы давно отправилась в мир иной…
- Почему ты так в этом уверена? Какого черта никогда не снимаешь эти жуткие очки? Здесь вроде солнца нет…
- Мне так удобнее. В очках я вижу мир в его истинном свете…
Камилла улыбнулась и похлопала мать по руке. Иначе пришлось бы вцепиться ей в глотку и придушить.
Мать перестала хмуриться, немного поныла, пожаловалась на одиночество, спину, глупость коллег и неудобство кооперативов. Ела она с аппетитом и сделала недовольное лицо, когда дочь заказала еще одну кружку пива.
- Ты слишком много пьешь.
- Что да, то да! Давай чокнемся! За то, что ты в кои-то веки не говоришь глупостей…
- Ты никогда меня не навещаешь…
- Да ну? А что я, по-твоему, здесь делаю?
- Последнее слово всегда должно оставаться за тобой, да? Ты копия отец…
Камилла напряглась.
- Ну да, конечно! Не любишь, когда я говорю о нем, верно? - торжествующе воскликнула Фок-старшая.
- Прошу тебя, мама… Не продолжай…
- Я говорю о чем хочу. Не будешь доедать?
- Нет.
Мать неодобрительно покачала головой.
- Посмотри на себя… Похожа на скелет… Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь на тебя польстился…
- Мама…
- Что «мама»? Конечно, я беспокоюсь о тебе, детей рожают не для того, чтобы смотреть, как они гибнут!
- А ты, мама, зачем меня родила?