– Ты учительница?! – изумилась леди Маркем, прежде чем Сюзанна успела ответить. Питер вспомнил соревнования на лодках в Баркли-Корте, вспомнил, как веселая, разрумянившаяся Сюзанна сидела на веслах. – Но как так случилось?
– Я приехала в Лондон, – объяснила Сюзанна, – и обратилась в контору по найму. Но меня взяли на примету и отправили сюда, в школу мисс Мартин, на правах неимущей ученицы. Я проучилась здесь до восемнадцати лет, после чего мне предложили место младшей учительницы.
– Ты приехала в Лондон, – проговорила леди Маркем. – Но как ты добралась до Лондона, Сюзанна? Ты же была еще совсем ребенком. И потом, мы ведь искали тебя по всем направлениям, на каждой остановке дилижансов.
– У отца в комнате, – сказала Сюзанна, – в шкатулке на туалетном столике было немного денег. Я их взяла, решив, что они принадлежат мне по праву. Там же нашелся и саквояж, достаточно вместительный, чтобы сложить в него все свои пожитки, и в то же время не очень громоздкий, так что я смогла его тащить. Большую часть пути я проделала пешком, иногда просила подвезти. Денег было не так много, чтобы я могла их тратить на дорогу.
– Остается надеяться, мисс Осборн, – вступил Морли, – что вы не ночевали в стоге сена, как многие, кто путешествует своим ходом, без кареты и не в дилижансе. Даже на первый взгляд сухое сено на самом деле часто оказывается сырым.
– Я не помню, чтобы мне приходилось сидеть в стогу сена, сэр, – ответила Сюзанна.
– Но почему ты сбежала, не сказав нам ни слова, Сюзанна? – продолжала допытываться леди Маркем, ставя чашку с блюдцем на пустую тарелку. – Разумеется, ты пережила ужасное потрясение, бедное дитя, но разве не естественно было обратиться за утешением к нам? Ведь мы были тебе почти как семья… во всяком случае, мне так казалось.
Питер заметил, что Сюзанна лишь раз откусила от пирога и что, несмотря на недавнюю двухчасовую прогулку на свежем воздухе, она необычно бледна.
– Кто знает, почему я сбежала? Наверное, потому что, как вы только что изволили заметить, мэм, – отвечала Сюзанна, – я действительно испытала ужасное потрясение и была слишком мала. Меня не пускали к отцу, и я поначалу не могла поверить, что его больше нет. Только услышав, что его не разрешают похоронить на церковном погосте, я осознала, что он действительно умер. Я…
– В таких принципиальных вопросах церковь должна занимать твердую позицию, – встрял Морли, – как это ни прискорбно…
– Милый, – перебила его Эдит, – я боюсь, что Джейми мог проснуться и, хоть нянька рядом, потребовать кого-то из нас.
Морли живо вскочил на ноги.
– Я немедленно пойду посмотрю, – сказал он. – Прошу извинить меня, господа. Впрочем, я совершенно уверен, что вы простите беспокойство молодого отца.
– Спасибо тебе, Лоренс, – поблагодарила Эдит. – Ты, право, очень любезен.
В других обстоятельствах суетливый, но, как видно, добрый малый Морли и его отношения с Эдит, вполне возможно, искренне его любившей, без сомнения, позабавили бы Питера. Но сейчас ему было не до того – он всем сердцем сострадал Сюзанне… и своим друзьям, с которыми жил бок о бок с детства.
– Маркем, а может, даже я сама не пускали тебя к отцу, – сказала леди Маркем, когда за Морли закрылась дверь, – потому что… ну, знаешь ли…
– Я все понимаю, – проговорила Сюзанна. – Он выстрелил себе в голову. Но у меня, кроме него, никого не было, а я не могла к нему подойти. И потом, это унижение с похоронами. Наверное, мне хотелось оказаться как можно дальше от всего этого.
– Ты не попрощалась даже со мной, – заговорила Эдит. – Тогда в доме возникла суматоха, и мне строго-настрого запретили выходить из своей комнаты. Я не могла пройти даже в детскую и послала за тобой няньку, но она тебя не нашла. А потом всем стало ясно, что ты пропала. О, как мне жаль! – Она откинулась на спинку стула. – Ты многое пережила, и твои страдания никогда не сравнятся с моими. Тебе в то время было всего двенадцать. Хотя мне, одиннадцатилетней, ты тогда казалась очень взрослой, но ты, понятно, не могла принимать взрослые решения. Жаль только… да что там! Я безумно рада тебя видеть и знать, что твоя жизнь устроена. Ты учительница в школе для девочек, и учительница, я не сомневаюсь, хорошая.
Как ни трудно в это поверить, но разговор после этого перешел на преимущества и недостатки обучения девочек вне дома.
Питер заключил, что миссис Маркем с Эдит не намерены вдаваться в причины, толкнувшие Сюзанну на бегство, а сама она была не склонна развивать эту тему. О письмах, оставленных Уильямом Осборном, никто не вспоминал.
Питеру показалось весьма странным нежелание Сюзанны расспросить о них, узнать, что же хотел сказать ей отец, когда знал, что жить ему осталось считанные минуты. Услышав от него в Сидней-Гарденз о письмах, Сюзанна, казалось, лишится чувств, но в следующую минуту, справившись с дурнотой, сказала о ящике Пандоры и, судя по всему, хотела поскорее оставить этот предмет.
Ее можно было понять. Она давно уже смирилась с тем, что отец умер, не оставив ключа к разгадке тайны своей смерти, не объяснив мотивов своего поступка, не попрощавшись с ней и о ней не позаботившись. Теперь она знала, что это не так. Но, как гласит старая пословица, не буди лихо, пока оно тихо, тем более когда минуло целых одиннадцать лет.
Удобный момент для того, чтобы заговорить об этом, похоже, был упущен. Плавно лилась светская беседа, обычная для дневных визитов.
И вмешиваться, решил Питер, не стоит. Он почти силой привел Сюзанну сюда, сдержав слово, данное Эдит. Все три дамы, вероятно, останутся удовлетворены: леди Маркем с Эдит тем, что Сюзанна жива и вполне благополучна, а Сюзанна – тем, что ни о какой ненависти с их стороны не может быть и речи. Напротив, они всеми силами старались ее разыскать. Если слова леди Маркем, случайно подслушанные Сюзанной перед побегом, не нашли своего объяснения, что ж, наверное, дам это устраивает.
Ему не стоит вмешиваться. Это его не касается.
И тем не менее он вмешался.
– Мэм, я обмолвился мисс Осборн о письмах, найденных в конторской книге в ящике стола мистера Осборна после его смерти, – сказал Питер, когда разговор на мгновение умолк.
Три пары глаз обратились в его сторону с каким-то похожим на упрек выражением. Сюзанна на мгновение зажмурилась.
– Да, – кивнула леди Маркем. – Было два письма: одно к Маркему, другое к Сюзанне.
– Что он написал? – натянуто спросила Сюзанна. – Он объяснил, почему сделал это?
– Полагаю, да, – ответила леди Маркем. Эдит отставила свою тарелку. – Пойми, Сюзанна, письмо было адресовано не мне, а лорду Маркему. Я… мы… всегда будем вспоминать твоего отца с уважением и даже любовью. Он был хорошим и знающим свое дело секретарем.
– Но вы видели это письмо? – спросила Сюзанна.
– Да, – призналась леди Маркем, – думаю, видела.
– Так что в нем было? – продолжала допытываться Сюзанна. – Прошу вас, скажите.
Питер, вдруг спохватившись, поднялся.
– Наверное, – сказал он, – мне лучше оставить вас, ибо это дело меня не касается. Пожалуй, я выйду. Могу ли я подождать мисс Осборн…
Но леди Маркем подняла руку, останавливая его, и Питер снова сел.
– Нет, – устало сказала она. – Не нужно уходить. В прошлом твоего отца, Сюзанна, есть эпизод, который он долгие годы скрывал, но тайна открылась, и его положение становилось безвыходным. Он боялся, что и на тебя, и на Маркема за то, что тот взял его на службу в свой дом, падет позор. Он, верно, боялся, что разразится скандал и ему откажут от места, оставив с маленькой дочерью на руках без средств к существованию. Он не видел для себя иного выхода, кроме того, к которому прибег. Это все, что я помню. Как это ни трагично, теперь уже ничего нельзя исправить.
Ее слова «думаю, видела», «это все, что я помню» показались Питеру неубедительными и уклончивыми. Разве каждое слово предсмертной записки не навечно врезается в память каждому, кто ее прочел? Тем более что написал это письмо человек, который жил, работал и покончил с собой в твоем доме…