— Тихо, товарищи, тихо! — Василий Иванович вынужден был повысить голос. — Она уже внесла деньги.
Лариса Сергеевна посмотрела на Ветлугина, и он, окрыленный этим, воскликнул:
— И вы взяли?
Не скрывая удовлетворения, Василий Иванович снисходительно пояснил:
— Хозяйственные вопросы в компетенцию педсовета не входят.
После педсовета Лариса Сергеевна и Валентина Петровна пригласили Ветлугина в гости.
Дом, в котором жили девушки, был собственностью сельсовета. Построен он был одновременно со школой, напоминал самую обыкновенную избу, только без крытого двора. Раньше, когда школа была начальной, в одной половине этого дома жили два молодых человека, в другой — две девушки. Вскоре они поженились, построили собственные дома, навсегда остались в этом селе. Некоторое время дом пустовал. Потом, когда школа стала семилеткой, в нем поселили приехавших издалека учителей. Спустя год или два они тоже справили свадьбы, обзавелись собственными домами. Теперь в этом слегка осевшем от времени строении жили Лариса Сергеевна и Валентина Петровна. Позади дома виднелись уже пожелтевшие грядки, в небольшом палисаднике роскошно пламенели георгины, на протянутой от стены к дереву веревке сушилось женское белье.
Комнат было две. В одной девушки устроили спальню, другая служила кабинетом и столовой. Здесь был квадратный стол, стандартный — офанерованный буковым шпоном, с гранеными стеклами в верхней части — буфет с чайной посудой, две бамбуковые этажерки, до отказа набитые учебными пособиями и тетрадями, такой же, как и в учительской, диван. К спинке была приколота наискосок вышитая дорожка, на сиденье лежали маленькие подушечки, тоже с вышивкой.
Ветлугин робел. Если бы Валентина Петровна была одна, то он постарался бы не ударить в грязь лицом, хотя уж очень хорошими манерами похвастать не мог — на фронте этому не обучали. Присутствие Ларисы Сергеевны сковывало, мешало ему.
Толстушка принесла патефон.
— Лучше чаем угости, — сказала Лариса Сергеевна.
Валентина Петровна ойкнула, помчалась ставить самовар.
— Хозяйственная девушка, — объяснила Лариса Сергеевна, и было непонятно, одобряет она ее или осуждает. — А у меня к этому — никаких способностей.
«Зато ты красива», — подумал Ветлугин и сказал:
— Я тоже ничего не умел. Потом научился — на фронте.
— Разве вы воевали? — Лариса Сергеевна по-прежнему говорила глуховато, с хрипотцой, и Ветлугин понял: такой голос у нее от природы.
— В одном отделении с Галининым.
— С кем?
— С Никодимом или, как он раньше себя называл, Владимиром Галининым, мы большими друзьями были.
Лариса Сергеевна перебросила на грудь косу, стала теребить расплетенный хвостик. Пальцы у нее были гибкие, тонкие. Она сидела на диване, подобрав под себя ноги. Лакированные «лодочки» валялись на полу.
— Отец Никодим храбро воевал?
— Очень храбро! И, представляете, ни одного ранения не схлопотал, а я…
— Почему же он священником стал?
«Дался ей этот Галинин», — подосадовал Ветлугин и сказал:
— Я так и не выяснил этого, но предполагаю — с ним на фронте что-то стряслось.
— И он поверил?
— Я бы сказал — малость свихнулся.
Лариса Сергеевна кинула на него быстрый взгляд и отвернулась.
«Что с ней?» — озадаченно подумал Ветлугин и стал соображать, не сказал ли он что-нибудь лишнее.
Внезапно Лариса Сергеевна потребовала:
— Познакомьте меня с отцом Никодимом. — Она упорно называла Галинина только так.
— Пожалуйста. Но что директор скажет?
— Это меня не интересует!
— В самом деле?
Лариса Сергеевна гордо вскинула голову, и Ветлугин восхищенно подумал, что красивей ее никого нет.
Валентина Петровна внесла сверкавший, как надраенная пряжка на солдатском ремне, самовар. Он пыхтел, посвистывал, словно убеждал: «Я — живой!» После чая слушали музыку, потом сели играть в карты. Ветлугин ни разу не выиграл, хотя постоянно имел много козырей.
— Значит, Алексей Николаевич, вам в любви везет, — с многозначительной интонацией сообщила Валентина Петровна.
Лариса Сергеевна опустила глаза, и Ветлугину стало легко и радостно.
Незаметно наступила ночь. Девушки вызвались проводить его. Как только они вышли, от стены отделился кто-то, быстро исчез в темноте.
— Ходит и ходит, — проворчала Валентина Петровна.
— Влюбился. — Лариса Сергеевна произнесла это сочувственно.
— Навязался на мою голову! Вот возьму и пожалуюсь его родителям.