— Кончай! — конфузился Митрохин, когда Панченко упоминал о «фотокарточке». Конфузился он потому, что с девчатами ему дело иметь не приходилось. Когда началась война, Митрохину было пятнадцать лет. Потом эвакуация, работа в три смены — не до девчат было. Последние два года показались Митрохину целой жизнью. А четыре месяца назад повестка пришла — с вещами. И забрали Витьку Митрохина вместе с Мишкой Панченко в школу младших командиров.
Панченко шел позади, ругаясь вполголоса. Митрохина стало раздражать это, он решил пристыдить Мишку по-настоящему, но в это время показалась развилка — та самая.
— Шесть километров осталось! — воскликнул Витька.
— Нашел чему радоваться, — процедил Мишка, и Митрохин снова подумал, что Панченко трусит, и трусит, видно, отчаянно.
На развилке заправляла регулировщица в наброшенной на плечи плащ-накидке, из-под которой виднелась шинель, туго опоясанная ремнем. Бойцы помоложе останавливались возле регулировщицы, заигрывали с ней.
— Нечего, нечего, — отвечала им девушка. — Дальше топайте!
Бойцы улыбались, перебрасывались грубоватыми шуточками. Девушка придавала своему лицу строгое выражение, но лукавый блеск глаз говорил: ей хорошо, весело.
Пехоту регулировщица направляла на дорогу, ведущую влево (эта дорога была замощенной), пушки же посылала на другую дорогу, изрытую копытами, с такими глубокими колеями, что колеса проваливались в них больше чем наполовину, а зарядные ящики гребли грязь.
Подойдя к регулировщице, Митрохин козырнул и спросил, как добраться до хозяйства старшего лейтенанта Самохвалова. Девушка показала флажком на одиноко стоящее дерево и произнесла с хрипотцой:
— Мимо того дерева ступайте. За ним овраг будет. Переедете через него — деревушку увидите. Там и размещается одно из подразделений хозяйства Самохвалова. Только полевей держите, потому что направо, за рекой, немцы.
Панченко часто уверял Митрохина, что девушки засматриваются на него, что они не прочь познакомиться с ним, Витькой. Но никто из этих девушек не нравился Митрохину по-настоящему.
Регулировщица не обратила на Митрохина никакого внимания, и он с обидой подумал, что Панченко, должно быть, врал ему, когда говорил про девушек. Он подумал так потому, что регулировщица понравилась ему, и понравилась сразу. Митрохину понравилось в ней все: и хрипловатый голос, и жесты, и взгляды, которыми она отшивала наиболее настырных солдат, и ладную фигурку ее не могла скрыть даже грубая солдатская шинель. А лицо девушки — скуластенькое, с явной примесью азиатской крови — показалось Витьке красивей красивого. Он подумал, что на такое лицо можно смотреть и смотреть. Решил познакомиться с девушкой, но как — не знал. Выразительно посмотрел на дружка — тот ни при каких обстоятельствах не упускал случая покалякать с девушками.
Панченко не обратил внимания на взгляд Митрохина, и тогда Митрохин решил попытать счастье сам. Чувствуя, что краснеет, поинтересовался:
— А другой дороги в хозяйство Самохвалова нет?
— Есть, — сказала девушка. — Только она немцами пристреляна.
— Понятно, — Митрохин посмотрел на девушку и покраснел еще больше.
«Еще один вздыхатель», — Зина усмехнулась про себя и спросила:
— Вы — пополнение?
Митрохину очень хотелось сказать, что он уже воевал, но соврать он не смог, ответил:
— Только что прибыли.
— Зеленые, выходит, — проговорил молодой ефрейтор.
Зина уже давно заприметила этого ефрейтора. Он не заигрывал с ней, как другие, спокойно покуривал, поднося к губастому рту обмусоленный окурок. В прорези полураспахнутой шинели виднелись нашивки за ранения и боевые медали. Лицо у ефрейтора было смуглым, цыганского вида, в глубине черных как угли глаз таилась какая-то отстраненность. И внешностью, и своим поведением ефрейтор отличался от других поклонников. Зина поглядывала на него с тревожным любопытством: «Он? Неужели это он?»
— Зеленые, выходит, — повторил ефрейтор и сунул окурок в рот.
Митрохин покосился на ефрейтора и тотчас вспомнил все, что пришлось пережить ему из-за этих проклятых лычек. «Конечно, — подумал он, — младший сержант не бог весть что, но две лычки — это уже не ефрейтор». Он хотел было осадить ефрейтора, но решил, что не имеет на это права: судя по медалям, ефрейтор воевал давно, а он, Митрохин, только что прибыл на фронт.